Двенадцать раз про любовь

До операции по удалению опухоли я сопровождала его мать на обследования в больницу. Я пригласила ее на обед: чечевичная похлебка и кружечка пива – это я ее подбила. Она сделала глоток – пена осела белыми усами над губой – и сказала: «Чудесно. Чудесно, правда? Хорошо, что у нас есть время поболтать». Я спросила, боится ли она. «Не-е-ет, – ответила она норовисто. – Если бы я позволяла страху добраться до меня, я бы уже давно не жила». Она отставила пиво, не заметив, что попала на салфетку, кружка опрокинулась.

«Как дела у псины?» – Филипп постоянно позволяет себе недружественные выпады в сторону моей собаки или напоминает мне, что собаки такой величины и такой породы (при том что это помесь) живут максимум двенадцать лет (якобы). «Еще два года, – вздыхает он, когда собирает пылесосом ее волосы, снимает с нее клеща или отнимает растерзанный детский мяч, – еще два года».

– Ей слишком жарко, – отвечаю я, – но спасибо, что спросил, рада, что ты вспомнил о собаке.

Тишина.

– Филипп, почему ты звонишь?

– Дети спят. Я просто хотел пожелать тебе спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

– И спросить, скучаешь ли ты.

– Филипп… Скажи, это не опасно, когда ты один с двумя детьми в бассейне?

– Ты просто мне не доверяешь, в этом все дело.

– Да, дело в этом.

– Мне положить трубку?

– А ты хочешь?

Тишина.

– Ну и как, работать получается?

– Да, я пишу историю любви.

– Здорово.

– И о тебе там тоже есть.

– Ты серьезно?

– Серьезно.

– И что ты пишешь?

– Как мы познакомились.

– Это же прекрасно.

– Да, это было прекрасно.

– Мне положить трубку?

– Если хочешь.

– Не-е-ет, – говорит он норовисто, – не-е-ет, не хочу.

8. МАТЬЁ. Разыгрывающий. Гамбург, октябрь 2013 г

Он вошел в класс последним, остановился посреди комнаты, широко распахнул глаза и осмотрел меня с ног до головы и обратно, потом осклабился. Приметно высокий, приметно стройный, приметно красивый темнокожий парень в бейсболке.

– Бонжур, мадам.

Я пробегаю глазами список учеников. «Имя?»

– Матьё Девяносто Шесть, – отвечает он. – Легко запомнить, правда?

– Что означает девяносто шесть?

– Год рождения.

– Что?

В голове морзянка. – / • – • / • / – / • – • –. А я думала, что уже разучилась. Всю весну – ничего, летом – несколько коротких интенсивных атак монотонного стаккато, даже разгадывать неинтересно, и вот теперь уже второй раз и абсолютно четко: точка тире тире / точка тире точка / точка / тире тире / точка тире точка тире: ВРЕМЯ. И тут же в третий раз – я жму пальцами на виски.

Он участливо смотрит на меня: «Мадам, с вами все в порядке?»

Я выдавливаю из себя улыбку и киваю.

Ученики должны поставить стулья в круг. Столкновения, лязг металлических ножек: «Смотри, куда прешь! Сама смотри!» Одна девочка роняет стул, другая натыкается на него. Обе тут же встают в боевую стойку. «Садимся, – кричит классный руководитель и хлопает в ладоши, – са-дим-ся».

Школа мне выдала список учеников, но там сплошь вымышленные имена: Кристальный цветок, Снупи, Боевая мышь. Я протягиваю листок учительнице. «Они так в школьной сети зарегистрированы», – говорит она и пытается соотнести вымышленные имена с настоящими, но потом качает головой и возвращает мне список.

«Начнем с вас, – обращаюсь я к темнокожему красавцу, – как вас зовут?» Оглушительный хохот, как по команде. «Мы обращаемся к ученикам на “ты”, – поясняет классная руководительница. – Это Матьё». Матьё?! Как ты вовремя. Ирония судьбы. В голове стучит. – • / • • / – / • – • –? Слишком быстро, не разобрать. Потом тишина.

В 1996-м я ждала ребенка. Кажется, это было совсем недавно. И вот передо мной двадцать три юноши и девушки, родившиеся в тот год. После операции я купила на блошином рынке маленькие ботиночки, сунула их в сумку и убежала. У Матьё ступни огромные. «Какой у вас размер обуви, прошу прощенья, – у тебя?»

– А вы мне нравитесь, мадам, – хмыкает он, – сорок седьмой, а что?

Ты мне тоже нравишься, Матьё. Ты красивый. Обаятельный. Смелый. Не боишься показаться смешным. Тебе семнадцать, и ты смотришь на меня.

«Я здесь для того, чтобы вместе с вами написать книгу». – «Книгу?» – интересуется Кристальный цветок. «Не настоящую книгу, скорее брошюрку», – успокоили меня организаторы, когда я так же удивленно спросила, но сейчас я киваю и говорю: «Да, книгу». Девочка в ужасе: «Это еще зачем?» Я адресую вопрос аудитории: «У кого какие мысли по этому поводу?» Матьё – единственный – поднимает руку. Достаточно просто кивнуть, но я говорю: «Да, Матьё». – «У меня вопрос, мадам, – он упирается локтями в бедра и наклоняется вперед, – эта книга ведь будет продаваться, так?»

– Разумеется, – отвечаю я.

– Прекрасно, – говорит он, – а кому достанется выручка? Надеюсь, нам?

– Я вижу, ты разбираешься в бизнесе, это хорошо, – отвечаю я, – это дано не всем, большинству приходится учиться.

– В купле-продаже со мной никто не сравнится, мадам.

– Тут такое дело, Матьё, – говорю я, обдумывая ответ, – сначала предстоит много расходов – на бумагу, на печать и на персонал, конечно.

– А вам платят за то, что вы к нам приходите? – интересуется он.