Двенадцать рождественских свиданий

Пришла Лаура, оставив детей на Бена, и сидела, наблюдая, как Кейт украшает дерево. Она знала, что лучше не вмешиваться.

– Ты разговаривала с Мэттом?

– Нет.

– Все пройдет. Он никогда не злится долго.

– Мне все равно.

– Правда?

– А ты как думаешь?

Когда ель была наряжена, Кейт зажгла огоньки и приготовила им по ирландскому кофе.

– Не экономь виски, – сказала Лаура. – Я отказалась от грудного вскармливания. С Рождеством меня!

– Еще даже не обед! А ты не пила больше года, уверена, что хочешь столько пить?

– Тебе говорили, что сейчас Рождество? Обычные правила относительно алкоголя не применяются. С детьми Бен. И мне только что вернули сиськи – больше никаких покусанных сосков. А теперь налей мне, детка!

Елка была прекрасна. Огни мерцали на ветвях, отражаясь в елочных шарах. Был уже почти полдень, но небо оставалось таким темным, что зажженная елка выглядела вполне уместно.

Кейт рассказала Лауре о Ричарде.

– Не нравится мне эта история, – сказала Лаура.

– У него тяжелая работа, очень. И знаешь, все это регби и прочее, думаю, он считал это просто шуткой, которую Эдвард не воспримет всерьез.

– Я не куплюсь на эту лабуду.

Кейт обхватила лицо руками.

– О боже! – глухо произнесла она. – Прежняя я тоже бы на это не купилась. Но сейчас…

– В отчаянии? Размякла?

– Я хотела сказать, что мне нужна надежда. Я почувствовала, что между нами что-то есть, понимаешь? И не уверена, что готова отказаться от него только потому, что он немного переусердствовал.

Лаура осталась еще на час и на еще один ирландский кофе с двойной порцией виски «с горкой», затем зигзагами направилась домой.

– Увидимся завтра в поместье! – крикнула она возле калитки. – Я чертовски люблю тебя, Кейт!

Кейт кивнула и помахала ей рукой.

Завтра должен быть конкурс пряничных домиков. Это свидание устраивалось в поместье Блексфорд, в одной из столовых. После вчерашнего провала Кейт не особо горела энтузиазмом по поводу встреч с мужчинами. Когда-либо вообще. Но программа двенадцати свиданий почти подошла к концу, и ей хотелось довести дело до точки, просто чтобы убедиться, что она использовала шанс.

Следующего парня звали Адам. Ему было сорок пять, трое детей, разведен. Адам работал архитектором, состоял в гребном клубе. Звучит многообещающе, неплохо иметь под рукой архитектора, когда надо собрать имбирный домик.

Кейт посмотрела в телефоне его фотографию. Адам стоял рядом с байдаркой, гордо улыбаясь с призом в руках. Он был в гидрокостюме, а у ног лежали весла. Каштановые с проседью волосы до плеч и рыжеватая борода.

Кейт удивляло, почему столько ее партнеров загружали для анкеты спортивные фотографии. Может, они использовали шанс показать свое телосложение благодаря условным спортивным костюмам? Сама она отправила свое фото в зимнем пальто, с дикой улыбкой во время прошлогодней новогодней процессии, с бокалом глинтвейна, вытянутым в сторону камеры, и веточкой остролиста в волосах. Возможно, стоило послать фотографию, где она карабкается по отвесной скале в обтягивающих леггинсах и топе из лайкры.

Экран телефона засветился. Это был Ричард. Снова.

Кейт, я ошибся. Прости. Это было глупо. Я немного перебрал, потом увидел тебя, и ты выглядела так классно, что я не мог вынести мысли, что кто-то другой будет с тобой. Мне нет оправдания. Я был ревнивым идиотом. Прошу, ответь.

Кейт вздохнула. Она отчасти была согласна с Лаурой, и в обычной ситуации его поведение прошлой ночью означало бы конец отношений с любым мужчиной, но сейчас ей нужно было что угодно, чтобы забыть про Мэтта. Ричард не панецея, но, возможно, им можно заглушить боль. Человек-обезболивающее.

Кейт написала:

«Считай, что ты освобожден условно-досрочно».

Он ответил сразу же.

Поужинаем сегодня вечером? Я угощаю.

Кейт без дела прослонялась по дому до конца дня. Фильмы не цепляли, печь или рисовать не было настроения. Обычно в такой день она бы устроилась в «Грушевом дереве», потягивая кофе, возилась бы со стендами для работы иди бесила бы Мэтта. Мэтт, Мэтт, Мэтт. Все мысли все равно сводились к нему. Она стояла у окна и смотрела на падающие снежинки. Еще две недели. Две недели.

Стук в дверь отвлек ее от мрачных мыслей. Это была Петулия с бумажным пакетом в одной руке и горшком с пуансеттией в другой.

Кейт улыбнулась.

– Это то, что я думаю? – спросила она, кивнув в сторону пакета.

Петулия улыбнулась, и в ее глазах мелькнуло что-то вроде сочувствия.

– Поставь чайник и узнаешь, ладно?

– Ты знала о папе и Эвелин? – спросила Кейт, хотя представляла ответ.

– Мы с Беллой так долго держали за них пальцы крестиком на руках и ногах, что удивительно, как их не скрючило артритом. Более подходящей пары не найти. Мы это знали, нужно было просто подождать, пока они поладят.

– Чем больше я об этом думаю, тем больше радуюсь.

– Немногие мужчины могут добиться Эвелин и дожить до ее согласия. Но у твоего отца есть внутренняя сила, которую она уважает. И к тому же… – Петулия сжала ее руку, – она будет любить его так, как он всегда заслуживал. – И Петулия так понимающе кивнула ей, что Кейт почувствовала ком в горле.