Двенадцать цезарей

Вилла Юпитера находится на каменистых террасах крутого холма на северо-восточной оконечности острова Капри. Несмотря на множество характерных белых домов, которыми, как веснушками, покрыты заросшие лесом холмы и долины острова, ослепительный вид на голубое море, окаймленные деревьями берега и отвесные скалы сохранились неизменными на протяжении многих лет. Именно в это скалистое «орлиное гнездо», недоступное для внешнего вторжения, на одну из двенадцати вилл на Капри, унаследованных от Августа[85], удалился Тиберий, после того как в 26 г. н. э. уехал из Рима, чтобы освятить храмы Юпитера и Августа в Капуе и Ноле. Он не снизошел до объяснений. Нужно принять во внимание, что в том году во время жертвоприношения Августу произошел неприятный конфликт с Агриппиной, которая постоянно бросала ядовитые насмешки, поскольку в ней самой текла кровь Августов. (Систематические нападки Сеяна на ее друзей и родственников, включая близкую подругу и недавно приобретенную родственницу, Клавдию Пульхру, придавали вдове Германика смелость и одновременно ослабляли ее.) В отношениях Тиберия со своей властной матерью, сенатом и политическими классами Рима продолжало доминировать недовольство. Светоний утверждает, что в течение первых двух лет правления император ни разу не уезжал из Рима.

Он окружил себя учеными мужами и астрологами. Это был спокойный и тесный круг лиц, на первый взгляд вряд ли способный искать наслаждение в порнографических картинах, молодых девушках в одеянии нимф или подростков, обученных искусству восточной эротики, который выдумал Светоний для семидесятилетнего человека на закате жизни. Тиберий, оттягивавший принятие верховной власти в 14 г. н. э., в конце концов согласился с предложением, что в будущем может сложить с себя груз обязанностей «…до тех пор, пока вам не покажется, что пришло время дать отдых и моей старости». На Капри старый, лысый, сутулый Тиберий с лицом, испещренным язвами и болячками, мучившими его всю жизнь, нашел своего рода отдых. Он не означал ни прекращения императорских дел, ни, как утверждают источники, угасания пагубной жестокости. Туристы во времена Светония могли видеть место, с которого преступников «после длительных и изощренных пыток» под наблюдением Тиберия бросали головой вниз в море, где ждали в лодке моряки, которые веслами и баграми выбивали остатки жизни из упавшего в воду тела. В дождливые дни Тиберий, по утверждению Светония, подстрекал ничего не подозревающих гостей напиваться допьяна чистым вином. После этого он обвязывал их половые члены так туго, что они «изнемогали от режущей перевязки и от задержания мочи», — эту двойную пытку придумал он сам.

Тиберий правил, рассылая приказы, а учитывая корявость и запутанность его слога, такое положение дел нельзя было назвать удовлетворительным. В то время как официальным главой оставался император, Сеян сохранял пагубное влияние как его посредник. Сенаторы периодически пытались истолковывать некоторые желания Тиберия, отправленные курьером с Капри: движимые скорее опытом, нежели надеждой, они в этих случаях предпочитали строгость, а не милосердие. Расстояние не ослабило гнев Тиберия, направленный против тех, кого он подозревал в заговоре. Но он понимал, что необходим посредник, подготовленный для того, чтобы стать козлом отпущения в случае неизбежного разоблачения. Он определенно считал, что Сеян ему пригодится. Да и сам Сеян еще не добился своей цели. В отсутствие Тиберия он поднял ставки в игре против Агриппины, внедрив доносчиков в окружение ее и родственников. Сеян играл двойную роль, ухаживая за Агриппиной, заверяя в своей дружбе и давая провокационные советы. Агриппина сохранила присутствие духа, но своей безопасностью она была обязана только влиянию стареющей Ливии. Когда Ливия умерла в 29 г. н. э., «они [Тиберий и Сеян] понеслись, словно освободившись от узды».[86] Тацит утверждает, что при жизни Ливии в Тиберии уживались добро и зло. Когда исчезло ее сдерживающее начало, и при явной поддержке жестокости со стороны Сеяна, Тиберий «предался преступлениям и гнусным порокам, забыв о стыде и страхе и повинуясь только своим влечениям».[87] Несмотря на возмущенные народные протесты, он приказал выслать Агриппину и ее старшего сына Нерона, на следующий год в римскую тюрьму заточили Друза. Остались только два потенциальных кандидата на принципат: третий сын Агриппины, Гай, которому скоро должно было исполниться восемнадцать лет, и одиннадцатилетний Тиберий Гемелл.

Вероятно, Сеяну показалось, что он достиг точки невозврата. Он был провозглашен напарником Тиберия по консульству на 31 г. н. э. (беспрецедентная награда для всадника, никогда не избиравшегося в государственную магистратуру) и наделен властью проконсула. Прежде Тиберий дважды избирался консулом: вместе с Германиком в 18-м и Друзом в 21 г. н. э. В то время оба его коллеги по должности были его наследниками.