Двенадцать. Увядшие цветы выбрасывают

– Ab ovo! Ab ovo! От начала, то есть от яйца! Так говорили латиняне. Семь тысячелетий назад наши пращуры ломали голову над тем, откуда появилась жизнь на Земле, как возникли вода, трава, небо, горы, леса и моря, звери и птицы. О, они имели потрясающую фантазию и воображение. Они искали аналогии. И кто-то (хотел бы я знать, кто именно!) заметил, что из этого небольшого неодухотворенного предмета, – «пергюнт» крутил яйцо на ладони перед Стефкиным носом, – рождается живое существо! Вот они и решили, что все, что существует вокруг, вышло из такого же яйца. Только очень-очень большого. А теперь обратимся к Древнему Египту…

«О Господи…» – вздыхала Стефка.

– Там, на знойных берегах Нила, – продолжал Альфред Викторович, – существует легенда про большую огненную птицу Вену, которая снесла огромное золотое яйцо, и когда оно раскололось – все и возникло! Египтяне до сих пор поклоняются этой птице. И почитают яйцо как священную реликвию. Похожая история есть и в китайской мифологии… А обрати-ка внимание на наши земли! Курочка Ряба! Ты слышала эту сказку, дитя мое?

Стефка утвердительно кивала головой и снова посматривала на часы.

– Но думала ли ты о том, что черная курочка с белыми пятнышками – символ ночного неба?! Она снесла яйцо!!! Золотое яйцо – символ жизни!

– Да, помню, – вяло откликалась Стефка. – «Дед бил-бил – не разбил, Баба била-била – не разбила…»

– А почему так, дитя мое, почему так?..

Стефка пожимала плечами. И Альфред Викторович удовлетворенно потирал ладони.

– Потому что все должно произойти в свое время! Вселенная должна была дозреть, как плод. Ничего не надо разбивать, дитя мое! Не нужно никакого насилия! Когда плод дозревает – он раскалывается сам! Маленькая мышка – символ природы. Хватило лишь незначительного движения ее хвостика. Всему свое время. Всему свое время… Яйцо – ничто, из которого рождается все! Разве это не гениально?

Стефка слышала эту тираду в разных интерпретациях сотни раз. Слушала, нервничала, подхватывалась, бежала дальше. Но сегодня слова Пергюнта подтвердили теорию, которая возникла в ее голове. И это было удивительно. Ведь Стефка и сама недавно почувствовала, как в ней, словно то яйцо, раскололся орешек. И раскололся именно тогда, когда «дозрел».

– Вижу, ты меня поняла, дитя мое! – рассмеялся Альфред Викторович.

– Я поняла, – серьезно ответила Стефка, и ей вдруг стало ужасно стыдно за то, что она нагревает яйцо в стакане. Даже на щеках проступил румянец.

– Теперь иди! – патетически промолвил оперный бас. – Я должен это выпить наедине. Как чашу Грааля…

Стефка знала, что когда придет в следующий раз, на подоконнике в лужице засохшего белка будет привычно лежать скорлупа. Но на этот раз она уберет все это без отвращения. Просто сделает свое дело. И еще она решила больше не хитрить со стариком, а пойти в село, договориться с какой-нибудь хозяйкой о настоящем свежем яйце…

Альфред продержал ее больше получаса. Собственно говоря, Стефка никуда не спешила. Просто ей хотелось поскорее обойти все комнаты, помочь тем, кто нуждался в помощи, разбудить к завтраку тех, кто еще не проснулся, проследить, выпиты ли таблетки и капли, принести графины с водой, полить цветы. После этого она обычно устраивалась в нижней комнате для персонала и читала книжку, пока кто-нибудь из жителей не нажимал кнопку вызова.

Книжку ей удавалось читать урывками – престарелые «звезды» звонили беспрерывно. Чаще всего она делала вид, что не слышит, надеясь на их склероз.

Итак, Стефка вышла от Пергюнта в семь. Прошла коридором и остановилась у окна, где стояла большая банка из-под «Нескафе», забитая окурками. Вначале курить в помещении строго запрещалось, но потом курильщики устроили Директору «избиение младенцев» – в основном из-за того, что большинство актеров, даже те, что давно дышали на ладан, дымили как паровозы. Одним словом – богема!

Стефка забыла купить сигареты и поэтому осторожно, двумя пальцами, влезла в банку и вытащила оттуда более-менее пристойный окурок. «Плевать!» – подумала она и клацнула зажигалкой. На вкус бычок был омерзительным. В последнее время она начала много курить, особенно дома. Сидела у окна, смотрела на скучный однообразный пейзаж и дымила, думая о том, что, может быть, ей удастся умереть от рака легких – и как можно быстрее…

Итак, Стефка затянулась противным дымом и посмотрела в окно. И замерла. Еще никогда она не видела подобной красоты! Но удивила ее не сама красота насыщенной красками осени, а то, что она раньше ее не замечала! Желтые и красные – нереальные, инопланетные! – деревья в своей последней отчаянной попытке сохранить это буйство красок плотно прижимались друг к другу, создавая своими кронами насыщенное, словно написанное маслом, полотно. Ветер колыхал эту насыщенную, густую, как смолу, массу, и все перемешивалось, сдвигалось, а на красном фоне листвы проступали желтые или зеленые мазки. Складывалось впечатление, что тысячи сумасшедших невидимых художников выплескивали в воздух краску прямо из ведер, и она застывала, принимая контуры деревьев и бурых дорожек между ними.