Двенадцать. Увядшие цветы выбрасывают

– В последнее время вы ходите какая-то… запрокинутая. Это вам не идет. У вас открытое детское лицо, и маска скорби ему совершенно не подходит…

Хорошо, что она заговорила первой. Стефке выпала прекрасная возможность предложить свои услуги по ремонту кресла. Она достала из кармана своего синего халата широкий скотч.

– Пани Полина, разрешите?.. – сказала, указав взглядом на зазубрины и щели «старого генерала». – Пересядьте пока на кровать, я обмотаю подлокотники и ножки. А то оно скоро развалится. Вы можете упасть и ушибиться. А так, может, еще продержится…

– А зачем? – усмехнулась старуха. – Мы развалимся вместе. Есть у меня такая надежда…

– Ну что вы такое говорите?! У вас нормальное давление, светлый ум… – начала уговаривать Стефка. – Вам просто нужно выходить на улицу, на воздух. Если хотите, я помогу вам спуститься вниз, во двор.

– Чтобы ползать по нему вместе с этими старыми чудовищами? Черта с два! Лучше и правда займитесь креслом.

Стефка помогла ей перебраться на постель и принялась перебинтовывать кресло прозрачной клейкой лентой. Пани Полина внимательно следила за ее движениями.

– Так вот… – произнесла она, словно продолжая прерванный диалог, который складывался в ее голове. – Вы ходите печальная. Я никогда не признавала подобное выражение лица! Кислятина! А ведь на вас все-таки воду не возят и не заставляют пилить деревья на морозе. Вы не в Джесказгане, не в Каргополе, не в Шелуте и не в Вятлаге!

Неизвестные географические названия так и сыпались с ее тонких ироничных губ.

– Вы там гастролировали? – спросила Стефка.

– Еще как! Ох, как я там гастролировала! – засмеялась пани Полина. – Четыре года непрерывных гастролей – и все на свежем воздухе, среди пустыни или леса. Очень полезно для здоровья, уверяю вас… Особенно вначале, когда заставляешь себя улыбаться, а потом привыкаешь – и смеешься. Смеешься над собой. Попробуйте-ка, ну!

Стефка послушно растянула рот в улыбке.

– Уже лучше! – похвалила актриса. – Но еще нужно тренироваться И поймите: жизнь очень коротка. Это я вам говорю. Несмотря на свой возраст! А еще она – очень проста, несмотря на видимые трудности. Мы сами ее усложняем. А знаете чем?

– Чем? – Стефке вдруг ужасно захотелось послушать, что скажет эта пожилая женщина, словно у той могли быть рецепты на все случаи жизни.

– Тем, что проецируем свои мысли и чувства на мысли и чувства ближнего. Особенно это опасно для тех, кто живет на «высоких оборотах»… Уверена – это именно ваш случай! – хитро подмигнула пани Полина.

Стефка закончила «лечить» кресло и ужасно радовалась случившемуся: актриса заговорила.

– Когда-то – сто лет назад! – из-за некоторых политических обстоятельств я развелась со своим мужем (тут пани Полина кивнула в сторону фотографий, висевших над зеркалом), чтобы спасти его свободу, а возможно, и всю жизнь. Я была уверена, что он очень страдает. Сидя в карцере без воды, без нижнего белья, с расквашенным носом, с грязными завшивленными волосами, – как считаете, о чем я думала? Не поверите: только о том, как ему больно, как тяжело без меня, как одиноко и холодно посреди лютой зимы… Ха! Если бы я только знала, что в это время он ходит на спектакли в белой велюровой шляпе, которую купил сразу после моего ареста (мы эту покупку планировали заранее – и он не отступил от задуманного), пьет шампанское в «Национале» и читает какой-то театральной субретке отрывки из своей новой пьесы… Я не хочу грешить, утверждая, что он не мучился. Но у каждого – свой «порог боли». И не нужно преувеличивать, проецировать! Я повторяю: жизнь коротка. Вы скоро это поймете. Он, мой любимый, понял это раньше меня – и почти сразу же женился. На той субретке. Все просто…

Стефку пронзила еще не совсем понятная ей самой догадка. Но как сказать о ней старой актрисе? Как спросить? И стоит ли это делать вообще?

– Ну вот, готово ваше кресло! – произнесла она после паузы. – Вид, правда, не очень, но зато теперь не развалится. И не будет вас царапать.

Она помогла пани Полине перебраться к окну, на свое обычное место. Она держала актрису за руку и чувствовала пергаментную тонкость ее кожи. Ей неожиданно захотелось поцеловать эту руку. Но Стефка прекрасно понимала, что это выглядело бы странно. И все же ей хотелось что-нибудь сделать для этой утонченной старой дамы.

– Пани Полина, может быть, вам здесь чего-то не хватает? Хотите, я привезу вам что-нибудь из города? Новую книжку или что-то вкусненькое. Скажите только – что?

– Хм… – Актриса задумалась и надолго отвернулась к окну. – Я никогда никого ни о чем не просила!

Никогда…

Никого…

Ни о чем…

Это прозвучало, как некий тюремный лозунг, как заклинание. Стефке стало грустно. Заметив это, актриса смягчилась:

– Ну, хорошо. Извините. Просто вы этого не сделаете.

– Сделаю! – упрямо и обидчиво сказала Стефка. Еще бы! Смогла же она договориться о свежем яйце для Альфреда Викторовича.

– Упрямица! Ну ладно. Я хочу… трубку, вишневый табак и немного приличного кофе. Но разве вы в этом разбираетесь?

– Увидим! – весело сказала Стефка.

Старая актриса удовлетворенно качнулась в кресле.