— Воды, — сказал он. — И быстро. …Если можно, конечно. Спасибо.
Не успел он плеснуть себе в лицо водой из кожаного ведра и провести по волосам гребнем, как эльф уже достал из жаровни разогретые остатки вчерашнего ужина. Но Долгузагар покачал головой и одним длинным глотком осушил кубок с водой.
Потом он оглядел надетую на него рубаху.
— По-моему, никак невозможно идти на суд в исподнем… — произнес он растеряно.
— Твоя рубаха с подкольчужником не пережили последнего путешествия, — Гвайлас развел руками. — А остальное вот, — и он указал на сундук в ногах у походной кровати.
На сундуке лежали постиранные штаны Долгузагара и его тяжелый ремень, а рядом стояли почищенные сапоги.
Пока морадан надевал штаны и обувался, эльф достал из-под кровати мешок и выудил из него темно-серую льняную тунику.
— Пойдет?
По рукавам и вороту рубашка была обшита полоской темно-рыжей кожи, ни украшений, ни вышивки на ней не было, и Долгузагар молча кивнул, не осмелившись спросить, кому принадлежала эта одежда.
По счастью, обнова пришлась впору, только распахивался ворот, не скрепленный ни застежкой, ни шнуровкой.
Гвайлас вынул из поясной сумки медную фибулу в виде листа остролиста и протянул ее другу. Тот мгновение поколебался — уместно ли коменданту Седьмого уровня Барад-дура щеголять эльфийской фибулой на королевском суде? — но все-таки взял.
— У тебя есть острый ножик, побриться? — спросил он, с трудом нащупывая иглой фибулы аккуратно обшитые дырочки на горловине рубахи.
Взгляд Гвайласа задержался на руках собеседника.
— Я бы на твоем месте не стал этого делать, — осторожно произнес он.
Долгузагар опустил руки и впервые заметил, что пальцы у него мелко подрагивают.
Он стиснул зубы и сжал кулаки, чтобы унять дрожь, — и понял, что внутри у него все ходит ходуном, как в расшатавшемся, пошедшем вразнос механизме. Он поднял голову и посмотрел Гвайласу в глаза:
— Не оставляй меня. Пока все не кончится.
Эльф кивнул.
— Я буду с тобой до самого конца. Что бы ни случилось.
Снаружи их ждал Орлин с тремя охтарами.
Странно, подумал Долгузагар, пока Гвайлас и дунадан обменивались церемонным гондорским приветствием, скрестив руки на груди и склонив головы, странно, что коменданта Седьмого уровня Барад-дура препоручили не роквэну королевской дружины, а всего лишь следопыту, годящемуся подсудимому в сыновья. С другой стороны — больше всего дел Долгузагар натворил во времена еще довоенные, когда во главе отряда Двух Мечей нападал на гондорские пограничные форты и поселения и примерно наказывал тех, кто склонялся к союзу с дунэдайн, а не с Мордором. Тогда, на тропах необъявленной войны, самым опасным противником его отряда были как раз гондорские следопыты. Надо полагать, они вели счета и были готовы предъявить их к оплате.
Долгузагар пригляделся к Орлину: конечно, следопыт молод, но они могли встретиться под Авенассой, лет за десять до начала войны, или на переправе через Диргит в 3426-ом.
Почувствовав, должно быть, этот взгляд, Орлин повернулся к морадану и склонил голову в знак приветствия — и Долгузагар вздрогнул, впервые разглядев его глаза, знакомые на незнакомом лице.
Он уже почти вспомнил, где раньше видел этот взгляд, но его сбил Гвайлас, взявший друга за руку:
— Пойдем, мэллон?
Долгузагар запоздало кивнул, и все они двинулись по проулку с повозку шириной, образованному выстроившимися по обеим сторонам разномастными шатрами, палатками, фургонами, навесами и телегами. Из проулка они вышли на самую настоящую улицу: здесь в спекшийся вулканический шлак и слежавшийся пепел — мертвую землю равнины Горгорот — были вбиты столбики, чтобы оградить проход для пешеходов от проезжей части, по которой мимо них в одну сторону пролетел, подняв клубы серой пыли, верховой, а в другую — прогромыхала тяжелая повозка.
Долгузагар с любопытством глядел по сторонам: ему случалось совершать вылазки в лагерь осаждающих и наблюдать за их действиями из Барад-дура, но вылазки, конечно, устраивались под покровом темноты или тогда, когда изрыгаемый Горой дым превращал сумрачный мордорский день в подобие ночи. А при взгляде сверху лагерь Последнего Союза походил на гнездилище насекомых и мало чем отличался от унылых поселений, состоявших из жалких халуп и тянувшихся вдоль хребта Моргай, к западу отсюда: там готовились к войне орки и жили рабы, что добывали руду и ковали оружие, — до Осады, конечно.
И Долгузагару, когда он с высоты смотрел на лагерь неприятеля, казалось поистине странным и даже смешным, что эти крохотные букашки, словно муравьи, тянущие по Горгороту свои жалкие осадные орудия размером с шахматную фигурку, изнемогающие под градом огненных снарядов, дротов, стрел и камней, которыми осыпали их боевые машины и гарнизон Темной Башни, всерьез надеются победить того, кто окружил свое обиталище пламенем.
Впрочем, кольцо огня сгинуло первым: осаждающие очень скоро завалили каналы, по которым раскаленная лава Роковой Горы текла к Барад-дуру, чтобы наполнить огнем провал у подножья Башни, подобно тому, как вода наполняет крепостной ров.