Двенадцать звезд

— Она тоже здесь, с ней все в порядке. С ними обоими все в порядке, хотя я едва не загнал их по дороге сюда, — эльф понурился. — Но я очень боялся, что не довезу тебя живым: когда я вас догнал, ты лежал у костра без сознания, бледный и холодный, как будто в тебе не осталось жизни. Гватро сказала, что тебе очень плохо и что она не смогла тебе помочь.

— Она старалась, — отозвался Долгузагар. — Только жалко твой черновик к поединку Финрода и… к поединку на песнях. Гватро его сжевала. Но она хотела как лучше, не сердись на нее.

Гвайлас махнул рукой.

— Было бы за что! Если кто виноват, так это я. Я ведь знал, что не стоит тебе читать поединок. Особенно черновик.

— Ты не виноват, — произнес Долгузагар. — Это бы все равно случилось — черновик, не черновик. Это ведь темный зов, так?

Эльф посмотрел ему в глаза.

— Да, это Саурон созывал своих слуг. Но Итилиндо сказал, что ты еще можешь выкарабкаться, раз ты не слуга ему больше.

— Вот как.

Внутри было пусто. Словно пытаешься понять, чего не хватает, а потом понимаешь: больного зуба. И боли.

— Что теперь будет? — спросил Долгузагар и посмотрел вверх, на синее полотнище потолка. — И где мы?

— В моей палатке. Пока меня не было, наш отряд перебрался в основной лагерь.

И верно: знакомый запах гари и серы сушил горло, во рту горчило.

— Что теперь будет? — снова спросил Долгузагар, глядя, как от порыва ветра идет волнами ткань шатра.

— Суд, — ответил эльф. — Тебя будет судить государь Исильдур.

Бывший комендант еле заметно вздрогнул.

— Когда? — хрипло спросил он.

— Когда ты будешь готов.

Пальцы Долгузагара сжались на меховом одеяле.

— Тогда завтра.

— Ты уверен? — обеспокоился Гвайлас. — Тебе бы сначала сил набраться: столько времени пролежал без сознания.

Морадан покачал головой.

— Завтра. Если можно, конечно.

— Хорошо, — эльф поднялся. — Тогда я пойду передам дунэдайн твои слова.

И тут Долгузагар вспомнил.

— Где моя рукопись?! — воскликнул он в отчаянии. — Она потерялась?

Гвайлас тихо рассмеялся и, взяв со стоящего возле кровати сундука кожаный сверток, положил его на постель рядом с больным. Не успел эльф выйти из шатра, как Долгузагар уже крепко спал, положив иссохшую руку на сверток, словно на рукоять меча.

Гвайлас разбудил его вечером.

— Просыпайся, мэллон. Я передал твои слова людям короля, и они сказали, что пришлют тебе весть на закате. Солнце как раз садится.

Долгузагар откинул мех и сел, спустив ноги с постели. На нем была только длинная нижняя рубаха из небеленого льна. Он посмотрел на торчащие из-под подола ступни: кожа да кости. Перевел взгляд на руки, исхудавшие и беспомощные, словно плети. Пальцы истончились и оттого казались длиннее. «Больше ни к какому делу не годятся, только струны перебирать», — вдруг подумалось ему.

Снаружи послышались голоса и шаги. Долгузагар попробовал привстать, но понял, что у него кружится голова, сильно бьется сердце, а ноги отказываются его держать. Он нашарил в постели сверток и пододвинул к себе.

Полог, закрывавший вход в шатер, откинули в сторону, и внутрь вошло несколько человек.

Первым был высокий — он едва не задевал макушкой потолок — молодой мужчина лет семидесяти, с волосами, забранными в хвост, в пятнистой серо-зелено-бурой одежде следопыта. Над его плечом виднелась рукоять короткого меча.

— Ты Долгузагар Мэнэльзагаро? — поздоровавшись, осведомился вошедший.

Морадан побоялся, что голос не станет ему повиноваться, и ограничился кивком.

— Мое имя — Орлин Элатанион, — продолжал вестник, — я служу Исильдуру, сыну и наследнику Элэндиля Высокого, королю дунэдайн, владыке Арнора и Гондора. Я прислан сказать тебе, что мой государь призывает тебя завтра в полдень на суд, дабы ты выслушал возводимые на тебя обвинения и нашел справедливость в глазах короля. Явишься ли ты на суд?

Долгузагар снова кивнул, чувствуя ком в горле.

— Есть ли у тебя поручитель? Ибо преступления, в которых тебя обвиняют, в Арноре и Гондоре караются смертью.

— Да, — выступил вперед Гвайлас. — Я ручаюсь за моего друга: завтра он явится на суд короля людей Запада.

Дунэдайн переглянулись, и Орлин склонил голову в знак согласия.

Когда за вестниками опустился полог, Долгузагар почувствовал, что щеки у него холодные и мокрые.

— Я могу догнать их и сказать, что ты еще слишком слаб, — произнес Гвайлас.

— Не надо, — морадан вытер лицо рукавом. — Я не боюсь суда. И смерти. Боюсь только, что после смерти весь этот кошмар будет длиться и длиться, вечно.

— Тогда тем более?

Долгузагар устало покачал головой:

— Ждать суда — все равно что идти босиком по битому стеклу. Лучше закончить все это побыстрей. А там будь что будет.

Гвайлас ничего не ответил. Поставив на сундук подсвечник с двумя свечами, он поднес к фитилям пламенеющий уголек из жаровни, и шатер наполнился трепещущим светом.

Потом они поужинали: эльф подогрел на жаровне котелок с грибной похлебкой, принес соленую оленину, сыр, сушеные фрукты и ягоды — яблоки, шиповник, груши.

Когда они поели, Гвайлас, улыбаясь, показал сотрапезнику большой мех.

— Вот, хорошее вино достал.