Дверь на двушку

Почему бы не взять их? Перед Ярой в воздухе будто повисли гигантские весы. На одной чаше весов было здоровье, совершенная медицина, человеческое бессмертие… а на другой – всего лишь иллюзорная и не очень надежная мысль, что вот есть еще какая-то двушка и новый мир за Второй грядой…

И сложно было поверить Яре в этот мир, хотя Вторая гряда была перед ней. Яра видела ее, синеющую вдали: видела яснее, чем видят все люди из нашего мира, для которого и гряда и двушка – лишь смутная абстракция, размытые слова из древних книг, которые так просто разрушить обычной математической логикой. Видела – и… не хотела верить, что там что-то реальное. Что будет какой-то новый мир и что не стоит прямо сейчас взять и жадно засунуть сливу в рот, оставив кусочек Улу, Илье, Кавалерии, БаКле, деду и, может, шут с ним, еще Долбушину. Мысленно Яра уже формировала этот список, возможно даже слишком большой для одной сливы… И… стоп! Ну у сливы же есть еще косточка. Можно посадить ее, создать все условия, Долбушин уж найдет хороших садоводов – и тогда, быть может…

Ах, как же трудно человечеству будет отказаться от этой сливы! Особенно в страдании, в болезни, в усталости, в замедлении мысли, в созерцании своего отражения, словно сползающего по стеклу старостью. Даже многие шныры согласятся откусить от сливы под самым благовидным предлогом. Например, я живу четыреста лет не для себя, а для служения ближнему. Добро чтоб делать. Ясно вам? Это вы гады, а я полезный! Чего там надо прожевать?

– Эй! – крикнул Ул. – Яр! Ты меня слышишь? Ау! Видишь что-то?

Яра, опомнившись, обнаружила, что он с беспокойством размахивает у нее перед глазами рукой. И давно, кажется, размахивает.

– Вижу пять пальцев. Один толстый. Остальные четыре тоже толстые… – сказала она.

Ул убрал руку.

– Это Карлсон. Он прилетел. А теперь улетел, – сказала Яра.

– Ты меня напугала. И сейчас все еще пугаешь!

– Я и сама себя пугаю. Мне хочется хотя бы губами к ней прикоснуться. А потом облизать губы… Ведь, наверное, так можно? Бессмертной я не стану, но хотя бы чуть-чуть… Хотя бы лет так восемьдесят молодости… – Яра качнула головой. – Нет, нельзя! Если я стану бессмертной сейчас, то не получу другого бессмертия, настоящего. И что я буду делать тогда в новом мире, когда из-за гряды однажды брызнет свет, растворит болото, зальет наш мир и все обновится? Все изменятся – одна я не изменюсь! Буду как страшный зверек в банке! И что мне тогда делать?

– А если того бессмертия не существует? А есть только такое бессмертие? – спросил Ул.

Чувствовал, что нельзя говорить такое, что искушает, но все равно зачем-то ляпнул.

– Нет, – уверенно сказала Яра. – Митяй ее здесь оставил и сам не откусил – значит, это не такое бессмертие. Но если усомниться, что там, за Второй грядой, что-то ждет, тогда… – И Яра опять мелко дернула головой, точно досаждающих комаров отгоняя тревожащие ее мысли.

– А Долбушину, значит, можно? – спросил Ул.

– А? Что?

– Ты взяла эту сливу для Долбушина! – напомнил Ул.

– А-а-а… – протянула Яра, совсем об этом забывшая. – Да, точно… Для него. Ну, я не знаю, если честно… Он умирает. Пусть решает сам.

– Ладно, – кивнул Ул. – Надо идти!

– Куда?

– Возвращаться туда, откуда мы пришли…

– А вдруг там не окажется двери? Мы же не видели ее, когда нас выбросило. Дверь только ТАМ, – сказала Яра. О доме она вспоминала с ужасом. Возвращаться туда ей совсем не хотелось.

– Ты разбросала закладки. Возможно, что-то изменилось и с домом, – сказал Ул. – В любом случае надо рискнуть, чудо былиин! Я, понимаешь, пытаюсь тут свариться…

Яра с тревогой взглянула на него. Ул плавился даже рядом с водой. Долго ему не выдержать. Ей стало стыдно, что она совсем не вспоминала об Уле, занятая мыслями о закладке.

– Идем! – сказала она торопливо. – Надо проверить, есть там проход или нет. Если что – вернемся к озеру.

– Погоди! Я еще раз окунусь! – Ул бросился к воде. – Уф! Ну, теперь идем!.. И еще одно… Если вдруг со мной чего случится, вы возвращайтесь к озеру. Договорились?

Яра чуть не швырнула в него сливой бессмертия. Это было единственное, чем можно было сейчас бросить, не считая Ильи.

– Давай топай! Живо топай! Мелешь чушь какую-то! – взвизгнула она, и в голосе у нее появились истеричные интонации БаКлы.

Ул же, глядя на ее сердитое лицо, впервые понял, почему чаша подпустила к себе Яру и не подпустила его. Женщины, в отличие от мужчин, больше способны на поступок – внезапный, самоотверженный, мгновенно разрывающий все мелкие паутинки болота, которые, может, и опутывают их быстрее из-за более высокого уровня эмоциональности.

* * *

Яра шла первой и несла ребенка. Ул за ней. С носа его каплями стекал пот, а лицо было красным. Временами он оглядывался, прикидывая расстояние до озера.

– Нет! Даже не думай! – говорила Яра. – Деревья же как-то проходили в тот подвал! Значит, проход есть!