Дверь, открытая всегда

– Да ты что, Шпень! Это же… ну, принадлежит России. Достояние республики – вот!

– Да что мне до этой республики! – с горечью говорит Шпень. – Что я ей? Мне жрать нечего, одеть – это правда. Будут деньги, буду жить по-королевски!

– По-королевски – это как? – искренне интересуется Родион.

– Ну… пирожные жрать каждый день, каждый день – в компьютерный клуб, потом – машину куплю, квартиру…

– А я бы в Англию учиться поехал, или в Америку… – вздыхает Родион. – Только смотри: никто ж тебе не позволит эту штуку продать. Ты же не знаешь как, и я тоже. Убьют раньше. А вот если ее найти и в музей отдать, то сразу всем все ясно – и милиции, и этим, бандитам… И никто тебя пальцем не тронет – чаша-то уже в музее…

– В чем-то ты прав, конечно, – вздыхает и Шпень. – В общем, сначала нужно ее отыскать, у них спереть, а потом – будем делать посмотреть. Так?

– Так, – соглашается Родион. – А как искать?

– Ловить будем на живца, – говорит Шпень. – Живец – это я. Рыбак – ты и… еще есть задумка. Понял?

– Не очень, но… но я согласен! – с воодушевлением говорит Родион. – Мне все говорят, что я… ну, не от мира сего. Вот я бы и доказал!

– Ну, тут они правы, конечно, – рассудительно говорит Шпень. – Ты… маленько этого… действительно, – Шпень крутит пальцем у виска. – Я еще там, на рынке, заметил. Но мне же этого и надо! – доверительно заканчивает он.

Родион пытается обидеться, но у него как-то не получается. Поэтому он машет рукой:

– Сам такой!

– А то! – соглашается Шпень.

Вечер. Анка и Сережка медленно идут по кромке набережной Стрелки Васильевского острова. Вода у берега совсем черная. Мимо, постукивая палочкой, проходит бодрый пенсионер, что-то напевает себе под нос. Сверху слышен шум подъехавших автомобилей, веселые крики, высокий юноша несет на руках девушку в белом платье и наброшенной на плечи куртке. Девушка болтает ногами в перламутровых босоножках, смеется. Потом оба замирают на краю, смотрят на черную Неву, подсвеченную прожекторами Петропавловку, прогулочный пароходик в акватории, увешанный фонариками, похожий на елочную игрушку. С пароходика волнами доносится музыка, наверху шелестят кронами еще не облетевшие липы.

– Красивый у нас город, правда? – тихо говорит девушка.

– Самый лучший! – горячо подтверждает юноша. – И ты – самая лучшая девушка в самом лучшем городе!

– Смотри, свадьба! – шепчет Анка Сережке.

– Ну и чего? – Сережка пожимает плечами.

Девушка замечает мальчика и девочку, указывает на них юноше.

– Давай загадаем, чтобы они тоже были счастливы вместе! И после свадьбы пришли сюда!

Юноша смеется, подмигивает Сережке, показывает знак «виктории». Сережка презрительно хмыкает, отворачивается, Анка носком ботинка ковыряет лед.

– Им было всего лишь тринадцать.

Но были они ленинградцы… – напевает сбоку пенсионер и тоже подмигивает детям.

– До чего надоело мелким быть! – с сердцем говорит Сережка. – Скорее бы уж что-нибудь настоящее!

– А мне ничего – нравится, – удивляется Анка.

Анка и Сережка прощаются возле дверей клуба «Хоббит».

– Может зайдешь все же? – спрашивает Сережка. – Там прикольно. И деньги у меня сегодня есть. На двоих хватит.

– Нет, у меня через полчаса занятия в цирковой школе. Да и не нравится мне. Жмешь на кнопки – и все. Никакого интереса.

– Да ты, Анка, не понимаешь!.. – Сережкины глаза вспыхивают, он хватает Анку за руку.

– Здравствуй, Анка, я твой Петька! – двое подростков выходят из дверей клуба, один из них насмешливо нахлобучивает на лицо Сережке вязаную шапку. Подростки ненамного постарше, но значительно крупнее Сережки.

– А Анка-то у тебя ничего, фигуристая! – подхватывает второй. – Я, пожалуй, буду Василий Иванычем. А ты, Никит? Пойдешь, Анка, с двумя Василий Иванычами гулять?

Сережка молча сдергивает шапку и картинно отбрасывает ее в сторону, в грязь, становится в каратистскую стойку, упрямо наклоняет голову. В этот момент он похож на бычка из мультфильма. Подростки хохочут. Несмотря на все демонстрации, им трудно воспринять Сережку всерьез.

Неожиданно из сгущающихся сумерек выныривает Шпень, становится рядом с Сережкой, демонстративно держит руку в кармане длинной куртки. Подростки переглядываются. Вид у Шпеня достаточно опасный, но отступать перед малолетками – негоже.

– Ну, малявки, вы нарываетесь! – грозно говорит старший из подростков и делает шаг вперед.

– Анка, уходи! – сквозь зубы говорит Сережка.

Анка зло закусывает губу, отрицательно машет головой.

– Анна, я тебя очень прошу, уйди, пожалуйста! – слышится с другой стороны, и высокий тонкий силуэт отделяется от водосточной трубы, присоединяется к мальчишкам.

– Опять ты?! – удивленно выдыхает Сережка.

– Тахир? – шепчет Анка.

Подростки не понимают происходящего, настораживаются еще больше, в конце концов, грязно выругавшись, уходят.

– Я тебя, Серый, ждал, – сразу берет быка за рога Шпень. – Дело есть. Остальные уходят?

– Ты с ним… пойдешь? – спрашивает Сережка, кивая в сторону молчаливой тени.

– Я бы лучше осталась. Если можно, – видно, что Шпень не внушает Анке никакого доверия.