Дверь скрипит, если…

Так отчего же все рухнуло? Ты виноват, что слишком долго тянул с признанием, и она так измучилась этим ожиданием, что теперь хотела для себя идеальной судьбы, а не нового вороха проблем? Ты знал, что Джинни не плохая. Несмотря на все злые слова, что когда-то рождало твое проклятое горло, ни сукой, ни тем более стервой, она не была. Просто маленькая девочка влюбилась в своего героя. С ним можно было стать счастливой, иметь лучшую в мире магическую семью, рожать детей… Короче, не быть вынужденной рассказывать ему о том, как пользоваться прокладками. Сколько лет своей жизни ей пришлось бы потратить на твою потребность чувствовать себя Гарри? Почему ты так много требовал, оправдывая все словами: «Ты же меня любишь»? Тебе в голову не пришло спросить: «Как? За что?» Ты просто считал, что твое желание всегда быть с нею, внутренняя уверенность, что тебе нужна именно Джинни, оправдывает любой эгоизм. Только не считай ты себя сосредоточием ее счастья, заметил бы, что она тоже чего-то хочет, и это не ограничивается борьбой за твой комфорт. Джинни умела мечтать. О спортивной карьере, о собственном доме, о дружной семье с Гарри Поттером, который сможет воплотить в реальность ее желания. Нет, не с дерганой неврастеничкой с его сознанием, запертым в чужом теле. Ну кто бы мог ценить это существо с его отсутствующими планами и одной оголтелой надеждой переиграть все обратно? Глупой… Будто вместе с членом к тебе вернется и любовь, и дружба, и уважение. Не вышло. За два года жалоб на жестокость судьбы ты все безнадежно испоганил? Нет, наверное. Иначе она не смотрела бы на тебя так тепло, радуясь возвращению своего Гарри. Ты понял, почему пришел. Нужно было простить, чтобы эта замечательная девушка не мучилась чувством вины. Ты стоил ей не одного стакана пролитых слез. И проститься тоже было необходимо. Ведь как бы ни сложилась дальше твоя жизнь, любовь не может быть неудобной или, наоборот, комфортной. Она не какая-то. Любовь — это просто любовь. Чувство, не поддающееся классификации. Теперь ты это знаешь. Существуют книги, которые расскажут, как избавиться от одиночества, но ни одна из них не научит чувствовать себя счастливым.

— Мне было хорошо с тобой. — Она растерянно взглянула снизу вверх, и ты признался: — Очень.

Джинни кивнула.

— И мне. Только к чему ты это говоришь, если… — Она смахнула слезы. — Гарри, что-то не так? Ты ведь здоров, да? Ничего плохого больше не случилось?

Плохого? Ты причинил боль человеку, но и твое собственное сердце от нее теперь не исцелить. Только ей не обязательно все это знать.

— Это не болезнь, Джинни.

— Превращение… Прости, как-то трудно подобрать слова. И я тогда была очень виновата. Только не знала, как извиниться. Потому что если бы ты меня простил…

Ты кивнул.

— Теперь я тебя понимаю. Со временем все началось бы сначала. Я бы мучил себя и тебя. Не из-за того, что ты стала бы относиться ко мне не так, как я того хотел. Меня самого сожрала бы неудовлетворенность происходящим.

— Но теперь же все нормально?

Милая Джинни, она на самом деле на это надеялась.

Ты покачал головой.

— Нет. Но, кажется, теперь я знаю, каково это — любить того, с кем не можешь быть. Не трахаться, а даже просто находиться в одной комнате. У нас с тобой такого не было. Мне не было пофиг, кто я, если я с тобой, а ты не могла принять другого меня. — Ты вздохнул, искренне сожалея. — Но сейчас все по-другому. Я не могу остаться с тобой только потому, что это удобно. Мое место — там, где плохо, ведь оно единственное, где я сейчас могу быть. — Ты жадно втянул носом аромат ее яблочного сада. — Нет, ну какой идиот хотел бы испытывать боль? Но я просто не могу иначе, понимаешь?

Джинни отпустила твою руку, стерла слезы и спросила с деланым безразличием.

— Кто она? Классная? Я надеюсь, что очень сильная. Как ты сейчас.

— Не хочу отвечать на этот вопрос.

Джинни кивнула, закусив губу.

— Ты просто держи меня в курсе происходящего, ладно? Пиши по-прежнему Гермионе, что с тобой все в порядке. — Она села на корточки и разревелась, закрыв лицо руками. — Я ведь люблю… Я. Тебя. То, что связано с нами. Может, и неправильно, но хоть как-то же люблю!

Ты рухнул на колени рядом с ней и обнял.

— Я тебя тоже. — Голова знакомо закружилась, в горле встал комок. Джинни отпрянула от тебя в ужасе, а ты, вцепившись пальцами в длинные волосы, рассмеялся. — Прости…

…И аппарировал в ванную, где, свернувшись на кафеле калачиком, гладил свой живот снова и снова, пока малыш, сжалившись, не пнул тебя легонько, и это значило больше, чем все пережитое. Ты поспешно сунул палочку в коробку и затолкал ее за сливной бачок. Зашвырнул ключ на подоконник и распахнул дверь.

Он поднял на тебя совершенно безумные от смеси тревоги, паники и гнева глаза. Чудесный Снейп, такой искренний в понимании того, что ты — полный придурок.

— Я люблю вас. А сейчас нам нужно срочно в больницу, хоть в какую, чтобы мне сказали, что с Джейми все нормально.

Он сжал кулаки и сдержанно удивился.

— С Джейми?

Вот ведь…

— Вам не нравится?

— Нравится.