Дверь в стене тоннеля

Борьба с диверсантами весьма осложнена отсутствием каких-либо схем или планов подземных коммуникаций Альтхафена. Тем не менее в результате засады, проведенной 14 июля с.г. оперативно-розыскной группой капитана Сулая в узловой камере портового коллектора, удалось захватить одного из членов банды “Вишну” живым. К сожалению, арестованный изыскал возможность покончить с собой до первого допроса. Личность самоубийцы не установлена. Акты вскрытия и судебно-медицинской экспертизы прилагаются…»

Еремеев еще раз отдал должное деликатности майора Алешина: «Арестованный изыскал возможность…» – Капитан Сулай непременно бы написал: «По вине лейтенанта Еремеева…»

«…Смерть наступила в результате асфиксии, возникшей вследствие попадания воды в легкие… Особые приметы тела: шрам на первой фаланге большого пальца левой руки, коронка из белого металла на 7-м левом зубе верхней челюсти, татуировка в виде небольшой подковы или буквы U чуть ниже подмышечной впадины правой руки…»

Еремеев раздернул занавески, открыл окно, выпустил жужжащих мух и закурил, присев на широкий подоконник. Внизу, во дворе, сержант Лозоходов ремонтировал мотоцикл. Ремонту он помогал разухабистой песенкой, которую напевал фальшиво и чуть гнусаво, но не без удальства и уверенности в своих вокальных данных.

– Заработались, товарищ лейтенант! – подал голос Лозоходов. – Все уже на обед ушли. Ешь – потей, работай – мерзни!

– И то верно! – согласился Еремеев, закрывая окно. Спрятал бумаги, запер дверь и сбежал, кружа по узкой лестнице, во двор.

После обеда Еремеев возвращался во флигель и стучал на машинке до вечера – часов до семи, сдавал Алехину перепечатанные материалы и уходил со службы. Впервые с самого начала войны у него появились свободные вечера. Раньше, в партизанском отряде, на офицерских курсах, в разведэскадрилье, и тем более здесь, в комендатуре, Орест никогда не мог знать, чем именно у него будет занят вечер – срочным поручением, неожиданным дежурством или вызовом по тревоге. И еще одно обстоятельство в новой жизни Еремеева доставляло ему неизъяснимое блаженство: у него впервые была квартира, вернее, комната, которую он снимал у фрау Нойфель.

Глава третья. Командирский дот «Истра»

Сон Еремееву приснился скверный, один из тех кошмаров, что частенько стали будоражить его по ночам в первый послевоенный год.

И в отряде, и в эскадрилье спал Орест крепко и почти без сновидений. А тут, надо же такой пакости примерещиться… Будто бы вонзил Еремеев в большую рыжую крысу вилы и пригвоздил ее к земле. В последнем неистовом рывке пытается крыса дотянуться до пальцев, обхвативших туловище, и вот уже совсем близко страшные резцы, выпирающие из пасти U-образно. Орест тоненько закричал и проснулся. Разлепил веки, и в глаза ударила с подушки кроваво-красная буква «U». Еремеев подскочил и ощупал наволочку. На полотняном уголке алела вышитая гладью метка – готическое «U» и рядышком – разделенная складкой «Z».

– Вот черт, привязалась проклятая буква!

Ни энергичное бритье с пригоршней крепкого одеколона, ни полплитки шоколада, извлеченного из «авиационного запаса» и сдобрившего жиденький утренний кофе, не развеяли дурного настроения.

Едва Еремеев открыл дверь своего временного кабинета, как появился капитан Сулай с двумя бойцами. Солдаты покряхтывали под тяжестью ржавого исцарапанного сейфа.

– Принимай подарочек! – крикнул вместо приветствия. – Начальство распорядилось просмотреть, изучить и составить краткую опись.

Сейф был вскрыт, видимо, уже на месте. Сулай на такие дела мастак.

Еремеев бегло перелистал папки с аккуратно подшитыми листками. Это был архив немецкой военно-строительной части при 12-м армейском корпусе за 1941–1942 годы. Того, что лейтенант надеялся здесь найти – схемы подземных коммуникаций Альтхафена, – в папках не оказалось, и Орест стал разочарованно запихивать документы в тесное нутро сейфа. Отчеты, сводки, планы, сметные ведомости… Вдруг в чужом иноязычном тексте промелькнули родные до боли названия: Видомль, Гершоны, Жабинка… Еремеев открыл титульный лист, перевел длинное название: «Отчеты о деятельности саперно-штурмовой группы “Бранденбург” при прорыве Брестского укрепленного района».

Отец!

Летом 1940 года семья командира пулеметно-артиллерийского батальона майора Еремеева перебралась из Забайкалья в Западную Белоруссию и поселилась в пригородной брестской деревушке Гершоны. Отцовский батальон вместе с инженерными войсками округа рыл котлованы и бетонировал стены дотов БУРа – Брестского укрепрайона. К весне сорок первого года некоторые из них, но далеко не все, были построены, вооружены и заселены гарнизонами.