Дверь в стене тоннеля

Капитан Сулай невзлюбил стажера с первого взгляда. Так, его раздражал рост новичка – Сулай сызмальства недолюбливал верзил; раздражала его и авиационная форма Еремеева, которую лейтенант не пожелал сменить на общевойсковую и щеголял в голубой фуражке с золотыми крылышками на тулье. С летчиками у Сулая вообще были сложные отношения. Перед войной у старшины погранзаставы Сулая курсант-авиатор отбил девушку, на которой Павел собирался жениться. И еще Сулай не мог им простить беззвездного неба сорок первого.

– У этого летуна на лице за версту видно: «Я – контрразведчик!» Такого зубра упустил! Пианист!

В столовой, однако, пришлось сесть с ним за один столик: свободное место оказалось лишь рядом с Еремеевым. Лейтенант приканчивал обед.

– Ну, как бумажки? – спросил Сулай, чтобы разбить ледяное молчание за столом. – Что-нибудь интересненькое нашел?

– Нашел…

И тут Орест, сам того не ожидая, рассказал про отчет Ульриха фон Цаффа, про отца, про дот под Гершонами… Он рассказывал подробно, так как видел на хмуром лице Сулая непритворный интерес.

К концу рабочего дня капитан постучал в железную дверь и попросил прочитать ему те места, где речь шла о взломе перископных шахт…

…Да-да, все было именно так. Сначала на крыше дота раздался слабый, чуть слышный полуоглохшим людям взрыв. Потом пустая труба – перископ в нее еще не успели вставить – донесла в капонир удары железа по железу. Это сбивали, должно быть, не отлетевшую до конца броневую защелку.

Все, кто остался в живых, в том числе и политрук Козлов, с которым Сулай приполз из развалин заставы к ближайшему доту, собрались в правом капонире: левый был пробит бетонобойным снарядом. Сверху послышалось резкое шипение. Потянуло лекарственным запахом… Газы! Все, у кого были маски, тут же их натянули.

Козлов стрелял из спаренного с орудием пулемета. Снаряды кончились, шарнир заклинило, и политрук палил наобум, чтобы только показать – гарнизон еще жив и сдаваться не собирается. Кончилась лента. Зловещее шипение наверху усилилось…

Они спускались в подземный этаж, задраивая за собой все люки. Но газ проходил вниз по переговорным трубам, в которые не успели вставить газонепроницаемые мембраны.

Затем сверху хлынула вода. Дот затапливали.

Их оставалось шестеро, и все шестеро, поблескивая в тусклом свете аккумуляторного фонаря очками масок, принялись забивать переговорные и вентиляционные трубы кусками одеял и шинелей. Но вода прибывала. Они укрылись в энергоотсеке, забравшись на генераторы и агрегаты. Вода подступила по грудь и остановилась. Подниматься выше ей мешала воздушная подушка высотой в метр. Они держали над головами фильтрационные коробки своих противогазов. Младший лейтенант, оказавшийся на одной с Сулаем динамо-машине, пробубнил сквозь резину маски, что сидеть здесь бессмысленно и надо проныривать в главный тамбур, а там посмотреть, нельзя ли выбраться из дота через запасной выход, взорванный штурмовой командой. Эту мысль Сулай постарался довести и до остальных. Первым нырнул младший лейтенант. «Младшина» хорошо знал расположение внутренних ходов, и потому Сулай, не мешкая, последовал за ним. В кромешной подводной тьме он ориентировался только по струям, взвихренным работающими ногами лейтенанта. Сулай на ощупь миновал лаз, отдраенный «младшиной», и вплыл в тесный коридорчик. Сколько еще плыть, Павел не знал, но чувствовал, что и назад пути нет – не хватит воздуха.

Его вытащил младший лейтенант и, сорвав маску, дал глотнуть свежего воздуха из какой-то отдушины. По всей вероятности, внутренние сквозняки верхнего этажа вытянули газ довольно быстро.

Они подождали остальных, но никто больше не вынырнул.

Здесь, в Альтхафене, разглядывая такие мирные, такие уютные, затейливо нарядные домики, он никак не мог поверить, что из-под этих крыш с петушками на башенках вышли в мир те самые саперы-подрывники, которые вливали в амбразуры горящий бензин, терпеливо дожидаясь, когда выпущенный ими из баллонов газ разъест легкие русских артиллеристов, а вода, направленная в подземные казематы, зальет рты раненых…

После войны капитан Сулай хотел проситься из армейской контрразведки снова в погранвойска. Мечталось о заставе где-нибудь на юге, и обязательно с конями. Но, узнав о том, что в городском подземелье Альтхафена обосновались диверсанты, с границей Сулай решил повременить.

Запах касторового масла Еремеев уловил еще на площадке. Фрау Нойфель, как всегда, готовила на ужин крахмальные оладьи. Она удивилась, узнав, что молодой человек хочет выразить свое восхищение постельным бельем.

– О да! – расцвела польщенная хозяйка. – Это настоящее фламандское полотно!

– Я бы хотел послать своей матери несколько таких наволочек. Не подскажете ли вы, где их можно достать?

– Эти наволочки и простыни я покупала на шварцмаркте возле кладбища.

– Я бы хотел разыскать того торговца, который продает такие чудесные вещи.

– Не знаю, как вам помочь… Это была женщина моих лет… Поищите ее возле цветочного киоска, где продают венки.

– Спасибо. Пожалуй, я так и сделаю.