Дверь в Зазеркалье. Книга 2

Очередная попытка уснуть ни к чему не привела. Боль в стопе левой ноги становится всё более ощутимой. Впрочем, экспериментальным путём я установил, что если эту самую стопу положить на колено правой ноги и ритмично её поглаживать, то боль как-бы слегка рассасывается и, в принципе, её можно было терпеть. Я поднимаюсь с кровати. Мои соседи, счастливые люди, спят глубоким сном: кто сам по себе, кто под действием лёгких транквилизаторов. Часы показывают начало второго ночи. В хирургическом отделении, куда меня занесла судьба, тихо. Лишь случайные негромкие звуки в трубах отопления изредка нарушают больничный покой.

Курить мне категорически запрещено, но в глубине нижнего ящика убогой тумбочки, стоящей возле кровати, таится недокуренная сигарета. Слабый запах табака, неразличимый для некурящего человека, доносится до моего обоняния весь день, усиливая и без того мерзкое состояние души и тела. Я осторожно извлекаю окурок из его укрытия и с наслаждением, закрыв глаза, вдыхаю полной грудью запах дешёвой сигареты. Мне понятно, что этим я ещё более усиливаю спазм артерий в моих конечностях, но ничего не могу поделать с собой. Всё-таки слаб человек, раб собственных привычек, хотя, с другой стороны, именно слабости делают нас теми, кто мы есть на самом деле – живыми людьми.

В предбаннике туалетной комнаты, которая носит громкое название манипуляционной по той причине, что здесь иногда ставят клизмы предоперационным больным, кроме меня находятся ещё два человека – Андрей Морковкин, его все зовут только по фамилии, и Павлович, человек без имени, без фамилии и, судя по диагнозу, без будущего. Все мы здесь в середине ночи находимся по одной причине: нас терзает боль. У каждого для этого существует своя причина.

Маленький ершистый Морковкин попал в больницу из небольшого села, расположенного неподалёку от Березников – второй, северной, столицы Пермского края. Он недели две назад закончил строительство нового дома и решил обмыть это событие с двумя братьями постарше. Братья выпили всё, что могло гореть, и им, как обычно, показалось, что этого мало, но часы уже пробили двенадцать, а в столь позднее время только чудо могло спасти их алчущие души. И в этот момент Морковкин вспомнил, что видел, как жена прятала в комод, временно стоящий на просторной кухне, чекушку спирта.

Восхищённый своей памятью и способностью решать, казалось бы, нерешаемые проблемы, он метнулся на кухню и вернулся с маленькой бутылочкой в руках. Нисколько не смущаясь тем обстоятельством, что на ней отсутствует этикетка, хозяин дома вылил в стакан ровно треть её содержимого, резко выдохнул в сторону воздух и одним глотком влил предполагаемый спирт внутрь себя. Ощущение было такое, словно он глотнул жидкий огонь, что, впрочем, было недалеко от истины. В маленькой бутылочке жена хранила серную кислоту для чистки ванны. Скорая увезла Морковкина, который до этого наивно полагал, что самая сильная это зубная боль, в районную больницу, где доктора, покачивая головами, не стали обещать ему ничего хорошего.

Беда, как известно, не приходит одна. Через сутки после этого происшествия по неизвестной причине загорелся его новый дом. Выложенный из сухих лиственничных брёвен, он сгорел за считанные часы. Жена Морковкина выпрыгнула со второго этажа и, слава Богу, попала в сугроб, сильно ударившись при этом головой, подтвердив тем самым его уверенность в том, у женщин это и есть самое слабое место. С сотрясением мозга её увезли в местную больницу. Дети по причине каникул ночевали у тёщи, что, собственно, и спасло их юные жизни.

У Морковкина определили полную непроходимость пищевода и готовили к операции. С таким диагнозом он ничего не ел, не пил, жил только за счёт того, что попадало в его организм из капельницы, и постепенно худел. При его росте и субтильном телосложении в настоящий момент он весил чуть больше сорока килограммов, и все его мысли были сосредоточены исключительно на черве, который непрестанно грыз его изнутри двадцать четыре часа в сутки. Единственной радостью, связывающей его с окружающим жестоким миром, была сигарета, которую он не выпускал из рук, сидя на корточках в прокуренном предбаннике манипуляционной комнаты.

Павлович в свои сорок с небольшим лет был директором крупной автобазы. По местным меркам считался весьма обеспеченным человеком и завидным женихом, поскольку никогда не был женат, чем, кстати, очень гордился. Брюнет с ярко-голубыми глазами, под два метра ростом и при весе в сто двадцать килограммов, выглядел он прекрасно. Но с полгода назад Павлович неожиданно для себя почувствовал, что каждое посещение туалета становится для него всё большей проблемой. Будучи человеком с обострённым чувством собственного достоинства, он долго терпел этот дискомфорт, пока боль не стала невыносимой. Тогда, багровея и привычно срываясь на мат, он обратился к врачам.