Дверь в Зазеркалье. Книга 2

И снова передо мной дорога. Уже прошел почти час с того момента, как остались позади ворота санатория. Скоро восход солнца. Я останавливаюсь у обочины и смотрю на самую высокую из окрестных гор. Над её вершиной начинает розоветь небо. Интенсивность сияния нарастает, кажется, всё вокруг замерло в ожидании чуда и вот оно, это мгновение. Некоторая точка на стыке тверди и неба вдруг вспыхивает алым светом и сразу вслед за этим застенчиво и медленно выплывает на свет Божий наше солнышко. Его лучи мягко ложатся на окрестности, пронизывают дымку, которой укутан просыпающийся город, радугой вспыхивают на капельках росы. Я вот уже десять дней подряд наблюдаю этот акт воскрешения, казалось бы, должен привыкнуть, но каждый раз вновь и вновь испытываю то непередаваемое чувство, которое древние греки когда-то назвали непривычным для нас словом – катарсис, очищение то есть.

Серая лента хорошо укатанного асфальта монотонно ложится под колёса, чуть слышно шелестят шины, едва заметно вибрируют руки, лежащие на руле. Я знаю, что метров через триста слева от дороги будет небольшая поляна. Каждое утро в это время на ней девушка в коротеньких синих шортах и белой маечке, которая заканчивается чуть ниже груди, делает восточную гимнастику. Плавные движения, грациозные переходы, упругие мускулы под загорелой кожей – всё это необыкновенно красиво и уместно. Она уже тоже привыкла к тому, что мы на короткое мгновение пересекаемся в этом месте у кольцевой. С каждым днём её улыбка становится всё роднее, и я уже почти свыкся с мыслью, что близок тот день, когда я не смогу проехать мимо, остановлю бег своего велосипеда и сдамся в плен, рассчитывая исключительно на милость победителя.

Сегодня же я машу девушке рукой и посылаю воздушный поцелуй, она охотно возвращает мне его и на секунду застывает в ожидании. Не сейчас, решаю я, заранее об этом сожалея. Хотя, впрочем, ещё будет завтра и, наконец, всегда остаётся бювет, миновать который невозможно в каком бы санатории ты не находился. Слаб всё же человек, но порой не нужно сопротивляться этой слабости, ибо, кто знает, может это вовсе и не дефект сознания, а подарок судьбы.

Дорога идёт на подъём, забирая влево мимо санатория министерства внутренних дел. Его застеклённый корпус залит розовым отблеском восходящего солнца. Неподалёку перпендикулярно к нему высится здание лечебницы для детей с жутковатым диагнозом «детский церебральный паралич». Их обитатели в сладких объятиях Морфея забыли ненадолго свои горести и радости. Спят мирные менты, расслабившись на отдыхе, спят несчастные мамы возле своих мальчиков и девочек, которым не повезло с рождением, спят все, кто смог оплатить своё пребывание в этом городе короткого счастья.

Я проезжаю мимо корпуса санатория для шахтёров, сворачиваю чуть вправо, затем влево и устремляюсь вниз к греко-католической церкви. Её колокол ещё спит, но скоро и он, проснувшись в умелых руках звонаря, заявит об этом всем, кто может слышать и внимать. Дорога сбегает круто вниз к городской водолечебнице и поворачивает вправо мимо небольшого рынка сувениров. Он закрыт по причине раннего времени, и только городская достопримечательность, баба Христина, сидит на перевёрнутом деревянном ящике. Днем её рабочим местом является скамейка в сквере, где она читает стихи собственного сочинения, поёт местные песни или просто комментирует текущие политические события. Проходящие мимо люди бросают в картонный ящик, стоящий у её ног, купюры. Это, скорее всего, единственный её заработок, поскольку никто не знает, имеет ли она собственное жильё, получает ли пенсию, и чья она вообще.

Я вижу её каждый раз, когда приезжаю сюда на отдых. За эти годы баба Христина почти не изменилась и кажется неотъемлемой частью окрестного пейзажа. Исчезни она вдруг, и город лишится, вообще говоря, мелочи, просто маленькой человеческой черточки. Сейчас она сидит одна перед закрытыми воротами рынка, подперев седую голову руками. Покрытое морщинами лицо её, без привычной всем дневной бодрости, невесело. Что делает эта совсем уже не молодая женщина здесь в такой ранний час, какие мысли не дают ей спать, не о своей ли бессмысленно прожитой жизни?

Я пересекаю старую улочку, вдоль которой, окружённые зеленью газонов, горделиво застыли обновлённые виллы, построенные ещё в позапрошлом столетии, и вскоре, преодолев небольшой подъём, оказываюсь у ворот своего санатория. Утренние процедуры, душ, лёгкие бежевые джинсы, футболка, невесомые туфли фирмы «Экко» и я выхожу из номера, чувствуя, как здоровье переполняет мой организм и требует выхода. Улицы и улочки, ведущие к бювету, постепенно заполняются обитателями окрестных санаториев и пансионатов. Я вливаюсь в этот поток, как полноправный член местного общества, знающий толк в курортном ритуале. За час до завтрака следует мелкими глотками выпить первую воду, затем получасовая прогулка в парке, вторая вода, и начинается очередной стандартный день летнего отпуска, проведённого в этих благословенных местах.