– Пшепрашам, цо то значит – «у вас»?
– Мне кажется, далеко не все тогда имели возможность получить такое образование.
Она задумалась немного, но потом довольно легко согласилась:
– Да, конечно, сейчас, мушу вызнать, возможностей учиться тераз значительно больше. Кстати, молодой человек, и как же вас зовут?
– Александр, простите, что не представился сразу.
– Саша, значит, я могу вас так называть?
– Конечно, ради Бога, буду только рад.
– Меня зовут Ева Брониславовна, спасибо, что развлекли одинокую кобету. Будете проходить мимо, рада буду пообщаться с вами. Мои дети, да и внуки тоже, заняты своей жизнью, работают во Львове, а я живу здесь, одна в большом доме. Пан не знает, но я часто неделями ни с кем не общаюсь. Так уж получилось, – виновато добавила она.
– Ева Брониславовна, я с удовольствием разделю ваше одиночество и познакомлю с моим учителем. Его зовут Леонид Яковлевич, и он знает бездну стихов французских поэтов. Уверен, вы понравитесь друг другу.
– Хорошо, Саша, а сейчас, пшепрашам, мне пора на процедуру.
– Вас проводить?
– Нет-нет, что вы, мне много лят, спору нет, но ходить самостоятельно я ещё могу. До видзенья, Саша.
Так я познакомился с Евой Брониславовной Тышкевич, удивительно интересной женщиной, следы прошлой красоты которой и сейчас, когда ей было почти восемьдесят, отчётливо просматривались сквозь паутину возраста. Я представил её моим приятелям. Она легко и непринуждённо влилась в нашу компанию, где самый старший был лет на двадцать моложе её. Она понимала наш юмор, мы – её. Мы все были людьми одного круга.
Однажды, когда наш отпуск уже подходил к концу, день не задался. С ночи шёл дождь, а утром обозначилось небо, сплошь затянутое низкими тучами. В общем, достаточно привычные нюансы погоды для этих мест. Все наши уехали в Червоноград, а я остался в санатории. Мне не терпелось закончить статью, начатую ещё в Днепропетровске. Я довольно хорошо поработал и к обеду уже имел первый законченный её вариант. Оставалась лишь шлифовка текста. Эту часть работы я любил больше всего за элементы чисто литературного творчества, благодаря которым текст начинал течь, переливаться живой человеческой, а не академической, речью. В самый разгар процесса подбора синонимов и конструирования фраз раздался стук в дверь.
– Войдите, – крикнул я, не поднимая головы. Дверь скрипнула, и за ней оказалась Ева Брониславовна в своей очередной неизменной шляпке.
– Пшепрашам, Саша, я не вовремя?
– Что вы, что вы, проходите, пожалуйста. Только, ради Бога, я сейчас закончу и приготовлю нам кофе. Почитайте, вот свежая газета.
– О, Матка Боска! Саша, это я с большим удовольствием приготовлю нам кофе, пока вы работаете. То будет кофе по нашему фамильному рецепту, его придумал ещё мой дед и вам сподобается его вкус.
Минут через двадцать по комнате плыл удивительный запах свежесваренного кофе, мы сидели за столом и вели неспешную беседу ни о чём. Вдруг Ева Брониславовна взяла лист бумаги, лежавшей на столе, ручку и спросила:
– Скажите, Саша, а как вы относитесь до змоги взглянуть на своё будущее?
– Вы имеете в виду гадание на картах?
– Не только, способ не мает значения, просто скажите, как вы относитесь до самой можливости заглянуть в собственное будущее. Вы верите, что это можно сделать?
– Знаете, я никогда не думал об этом. Мне не просто ответить на этот вопрос, а поверхностных ответов я, сказать откровенно, не люблю. Хотя, вот так, навскидку, мне кажется немыслимой сама возможность такого действия: никому не дано увидеть своё или чужое будущее. Ведь зная, что произойдёт в будущем, мы можем влиять на него сейчас, в настоящем. Но тогда события в нашем будущем не будут постоянными, его структура будет меняться, а, следовательно, будет меняться и настоящее, поскольку они взаимоувязаны. Будет нарушена гармония в этом мире. Нет, я не верю в возможность столь глобально управлять течением даже одной только собственной жизни, не говоря уже о посторонних судьбах. Я фаталист, Ева Брониславовна, и верю в то, что основные вехи нашей жизни, её ключевые события записаны где-то там наверху, в книге жизни, и изменить их никому не дано, как бы сильно нам этого не хотелось.
– А как же тогда Кассандра, Мессинг, Ванга и, наконец, библейские пророцтва?
– Простите, Ева Брониславовна, но я учёный и не могу поверить в нечто такое, что нельзя воспроизвести повторно независимо несколькими людьми.
– Добже, пусть будет так. Вы ещё молоды и вам не просто поверить в то, что кроме привычных для нас знаний существуют и особые, герметические, знания, которые имеют инну природу и с которыми связаны инные возможности человека, пока ещё не раскрытые даже на доли процента.