Двергурим. Бессмертный

Нодур ушел, оставив Дагну готовиться к ритуалу. По традиции погибших хадар правитель должен был оставить свои роскошные одежды и проводить воинов в боевой броне, вставая вровень с ними. И пока щелкали магнитные замки, привычно подгоняя доспехи по фигуре Дагны, он думал о том, насколько же он отличается от хадар.

За десять лет выживания в Абиссе Дагна блестяще перенял боевое искусство Кагайна и Бенгара, которые, несмотря на жесточайшие условия, при малейшей возможности безжалостно гоняли своих товарищей. Первородные научили, как правильно двигаться и дышать, как управлять мускулами, чтобы в один миг выдать троекратное усилие, требовали до бесконечности отрабатывать приемы и связки, превращая даже голые руки вчерашних ремесленников в смертельное оружие.

Но, несмотря на это, Дагна так и остался обычным двергуримом, которого закрутило в страшный водоворот войны. Истинные хадар – это не просто исключительные боевые навыки. Это совершенно другой образ мышления, практически полное самоотречение и самоотверженность. Отсутствие сомнений и страха, всепоглощающее чувство долга. Никакие, даже самые тяжелейшие, тренировки не могли заменить преемственности поколений. Его не учили принимать тяжёлые решения, не проводили должной морально-волевой подготовки.

Хадар не думал о сохранении собственной жизни, когда речь шла о народе, который он поклялся защищать. Он убивал и умирал без сожалений. У него не было колебаний и рушащих, калечащих рассудок мыслей.

Это и отличало Дагну от хадар. У него эти мысли были.

Долгих двадцать лет после окончания войны он бродил по свету, остервенело выискивая и истребляя зло на своем пути, защищая слабых, спасая десятки, сотни жизней, чтобы заглушить кричащий от боли, рвущийся на части разум. Но каждая новая победа, каждое новое свершение лишь все глубже ввергали его в пучины тоски и отчаяния, едва дело было сделано. И он жадно искал новое. Как можно опаснее и сложнее, в надежде или излечится от своего недуга, или навсегда обрести покой.

Только все было тщетно. Двадцать лет он пытался отыскать хоть какой-то смысл своего существования, бесконечно коря себя за то, что выжил он, а его побратимы навсегда остались там, под толщей скал. Наверняка Кагайн и Бенгар, вернувшись в Аусгор, устроили бы переворот, заручившись поддержкой всех честных двергур, и навели бы порядок, дав дорогу в Совет достойным звания Туром Фетарах. А Эбетт и Магот, выйдя на поверхность, нашли бы себе новый дом, завели бы семьи и травили потом байки о глубинной войне, собравшимся вокруг седобородых дедов внукам, а то и правнукам…

А выжил он, пустая оболочка без желаний, без мечты... Дагна ненавидел себя за это. Ненавидел за то, что ничего не мог с этим поделать, как бы ни старался. Ненавидел за то, что порочит своей слабостью подвиг и жертву побратимов. Жить было невыносимо, но и чтобы покончить со всем не хватало духа. И за это он тоже себя ненавидел.

Дагна зажмурился.

- Хватит, - едва слышно прошептал он. – Чтобы жить по заветам Зерора, не обязательно быть хадар. Хватит себя ненавидеть. И хватит себя винить. Ты делал, что должно, и делал хорошо. И закончим с этим.

- Владыка… - поклонился вернувшийся с десятком хадар в мифрилитовых доспехах Нодур. – Все готово.

Минус и Ноч, давно проснувшиеся и теперь ухаживающие за тихонько постанывающим алхимиком, тут же поспешили к Дагне.

- Мы проводим, командир. Сейчас остальных позовем, они к лошадям пошли корма и питья дать.

- Нет, - холодно произнес один из сопровождавших Нодура первородных, даже не удостоив взглядом молодых воинов. – Это наша скорбь. Людям там не место.

Дагна повернулся к братьям О’Тол и молча покачал головой, а затем ушел прочь вместе с окружившим его почетным караулом хадар.

***

В полной тишине очищенного от столов и лавок трапезного зала, под взглядом сотен горящих скорбью и благоговейным трепетом глаз, у изголовий трех постаментов стоял облаченный в полные доспехи и красный плащ дварф.

- Дари, сын Дейра из клана Громовых Секир! – прогремел Дагна и ударил Караком в гранитные плиты пола, будто посохом. – Твоя служба окончена, хадар! Хорм трогир, Зерор!

- Хорм трогир, Зерор! – рявкнули воины, с грохотом ударив себя кулаками в грудь.

Молот со звоном опустился на гранит.

- Рерин, сын Раина из клана Молотобойцев! Твоя служба окончена, хадар! Хорм трогир, Зерор!

- Хорм трогир, Зерор!

Грохот стали сотен кулаков.

- Ледин, сын Ледура из клана Разящих Копий! Твоя служба окончена, хадар! Хорм трогир, Зерор!

Звон молота эхом вибрировал, отскакивая от стен и потолка.

- Хорм трогир, Зерор! – взревели воины, с силой впечатывая удары в свои нагрудники.

- Я Дар’Наг, гардур Дренг-ин-Дара, владыка Рассечённой Горы, потомок Громра, первого из двергур! – прогудел Дагна, глядя на осунувшиеся, белые как мел лица трёх молодых дварфов. – Пред ликом Всеотца нарекаю вас Дари, сын Дейра, Рерин, сын Раина, Ледин, сын Ледура истинными именами двергмара!