Двери

Рука сама собой дёрнулась и наткнулась на искомое. Андрей вцепился в выпавший телефон, улыбнулся, не обращая внимания на сочившуюся кровь, погрозил кому-то кулаком и медленно провёл по треснувшему экрану грязным пальцем. Так умирающий от голода человек смотрит на кусок хлеба, раздираемый желанием немедленно проглотить его целиком, не жуя, и необходимостью разделить, оставив кусочек на потом.

Совладав с собой, Андрей разблокировал телефон и подполз на коленях к ближайшему окну. Сигнала не было. Тогда, хрипя и пыхтя от натуги, он попытался взобраться на хлипкий подоконник. Но сырое рыхлое дерево не внушало доверия, и Андрей отступил.

Сигнала не было.

Волна обжигающей ярости вздыбилась в нём, сокрушая на своём пути и усталость, и страх, и боль. Вздыбилась и осела мутной пеной, оставив после себя ощущение тщетности и разбитости.

Андрей снова опустился на пол, прислонившись к двери одной из комнат. Включил фонарик на телефоне, провёл широким кругом света по сторонам. Всмотрелся. У самой лестницы валялась перекошенная этажерка, рядом – осколки гипсовой головы. Подбородок и рот римлянина оказались возле левой ноги Андрея. Он брезгливо скривился и торопливо отшвырнул обломок. Тот, легко постукивая выступающими краями, укатился в угол и, чем-то звякнув, замер там.

В дверь, на которую Андрей навалился спиной, тихонечко нерешительно поскреблись. Казалось, кто-то водил пальцами по грубой шероховатой поверхности. Андрей затаил дыхание, прислушиваясь, не померещилось ли. Но в следующее мгновение невидимые пальцы, словно выпустив когти, ударили сильнее.

Андрея отбросило к противоположной стене. Как по команде грохот возобновился. Из каждой запертой комнаты что-то рвалось наружу. Рвалось яростно, как в последний раз. Билось, царапало, стучало.

Андрей съёжился в комок, обхватив голову руками и уткнувшись лицом в колени, лишь бы не слышать, лишь бы не видеть, как сотрясаются двери под мощными ударами, как осыпаются мелким мусором и шелухой отслоившейся краски, как стонут петли и замки, последними усилиями сдерживая натиск.

Шум нарастал, становясь почти оглушающим и охватывая уже весь дом целиком, пока из какофонии ударов не родился чёткий, всё ускоряющийся ритм, подчиняя себе биение пульса и разгоняя сердце до смертельно опасной нагрузки.

И Андрей не выдержал. Вскинул голову и заорал, брызгая слюной и капельками крови:

– Хватит! Что вам от меня нужно? Что?

Кровь стучала в висках кузнечным молотом, перед глазами даже в темноте стояло алое марево. Но удары стихли.

– Что мне сделать? – повторил Андрей, с трудом выдавливая из себя воздух.

Снова стукнуло. Один раз внизу, на первом этаже, и один раз у самой лестницы на втором.

– Выпустить? – догадался Андрей. – Вас надо выпустить?

Череда подтверждающих перестукиваний.

– Я выпущу вас, а вы выпустите меня, – сказал он, – так?

Пауза. Снова лихорадочная дробь. Затем сильный, требовательный удар.

– Хорошо, хорошо, – Андрей поднял обе руки, жестом подтверждая согласие, – я понял. Я постараюсь.

Он поднялся тяжело, как контуженный, качаясь и придерживаясь руками за стены и перила, спустился вниз. Поискал глазами оказавшуюся бессильной против металла ножку стола и уже собрался было поднять, когда взгляд упал на лежавший на столе фотоальбом.

Чувствуя, что наконец-то делает что-то правильно, Андрей подошёл к столу, опёрся одной рукой о столешницу и перевернул тяжёлую обложку.

Две фотографии. Две двери. Обе он узнал сразу, да их не надо было узнавать. Распашные. На первом и втором этажах. Андрей перелистнул страницу. Ещё две фотографии. Ещё две двери.

Кружок света, единственное, что ещё связывало Андрея привычным миром, затрепетал и потускнел. Аккумулятор в телефоне садился. Нужно было торопиться.

Он принялся перелистывать страницу за страницей, на каждой неизменно обнаруживая одно и то же – две фотографии. Конечно, сейчас при более внимательном рассмотрении он видел, что двери на фотографиях пусть и немного, но отличаются одна от другой. Рисунком, фактурой, ручкой, скважиной замка. Теперь надо было понять, что с этим делать и как это поможет ему, Андрею.

Андрей выпрямился и уставился в мглистую пустоту невидящим взором.

– Ну, – спросил он то, что ломилось на волю из запертых комнат, – теперь что?

Дом немедленно отозвался раздражёнными ударами.

– Хорошо, – согласился Андрей, – я понял. Я посмотрю.

И он принялся снова и снова перелистывать страницы фолианта. Десять фотографий. Но распашные двери открыты. Значит, восемь фотографий. Восемь дверей. Ни подсказки, ни намёка на то, как их открыть и где искать ключи.

И тут до него дошло. Нет никаких подсказок и нет никаких ключей. Точнее один ключ всё же есть. И это он сам.

Резкими, грубыми движениями, боясь опоздать, Андрей принялся вырывать фотографии из альбома, не обращая внимания на жалобный хруст страниц и смятые уголки. Пересчитал, перетасовал, как карточную колоду, нашёл нужную.

Самая первая дверь, рядом с платяным шкафом.