Двери (СИ)

Окинув удовлетворенным и гордым взглядом вырисовывающийся из весьма схематического эскиза рисунок, Костя, мурлыкая себе под нос, прибрался на рабочем месте и вдруг замер, глядя на незаконченный узор резной панели. Ему вдруг показалось, что еще не наполненный объемом участок картины стал фактурным и выпуклым, как настоящий.

- Б-р-ррр! – потряс головой Костик. – Переработал. Есть, дрочить и спать! Уже галлюцинации начинаются. Ладно, сам с собой разговариваю – отчего же не поговорить с единомышленником, но зрительные галюники – это уже лишнее.

Сложив чистые кисти в банку, Костик развернул картину и пошел выполнять программу минимум. С «дрочить» не сложилось – поев и вымывшись, Яблонский мгновенно вырубился, едва голова коснулась подушки.

Утром почему-то долго не мог проснуться, хотя спал спокойно, почти без сновидений. Костику показалось даже, что он заболевает, но температура оказалась нормальной, да и других симптомов не было.

Зевая и потягиваясь, Костя приготовил поесть, влил в себя большую чашку крепкого кофе и немного взбодрился. Почесывая впалый живот, он добрел до мастерской и развернул картину к себе лицом. Развернул и замер, озадачено рассматривая свою вчерашнюю работу. Масло было сухим и даже немного состаренным, словно с момента написания прошла пара десятков лет.

- Мистика какая-то, - проворчал Костик. – Или я схожу с ума? Ладно, не буду париться, и до меня хватало сумасшедших среди нашей братии. Глаза на жопе не рисую – уже хорошо.

Вообще-то, Костик очень гордился своей техникой. Она была чем-то схожа с манерой рисовки Томаса Кинкейда*, такая же мягкая, сказочно-яркая, с акцентом на игру света и тени.

Дверь, которую Костя писал, тоже была сказочной: старинная, с множеством резных элементов, с причудливой ковкой, укрепляющей углы, и массивным засовом. Костик даже решил для себя, что эта дверь прячет за собой какую-то тайну, как в сказке про Пиноккио.

Но все это – фантазии, а реальность – вот она. Какая-то нереальная.

Костик потянулся к телефону, но вовремя вспомнил, что Варда нет в стране. Прекращать работу не хотелось, несмотря на все странности, поэтому Костя потянулся за кистями.

Выдавив на палитру нужные краски, он придвинул стол поближе и вооружился плоской жесткой кистью, намереваясь прорисовать поточенную древоточцем доску двери. Приятно и знакомо запахло масляной краской, льняным маслом, немного деревом и… мокрым лесом?

- Воображение сегодня просто сверх ожидаемого, - пробормотал Костик, набирая на кисть Ван-дик коричневый*.

На одноразовой тарелке он активно растер краску, добавил каплю масла и нацелился на холст.

И на этом моменте провалился куда-то в глубины творческой нирваны. Резкий звук телефона выдернул его оттуда – слегка обалдевшего, усталого и голодного.

- Вот это меня накрыло, - присвистнул Костик, рассматривая дело рук своих. – Не, ну было пару раз, но не до такой же степени. Может, мне в еду что-то подмешали? Прошлые разы я так «уходил» после таблетки с зайчиками, которые мне Данька-гад подсиропил.

С Данькой Костик давно расстался именно из-за таких шуточек. У них что-то наклевывалось, но дальше поцелуев Костик не решился заходить. И правильно сделал, вовремя соскочив с поезда, идущего в наркотическую даль. Где теперь талантливый портретист Данила Миронов? А нет его. То убогое существо, возле метро рисующее дрожащими руками неуверенные шаржи, совсем не похоже на красивого мужчину, с которым Костика когда-то свели знакомые. Даня был старше на восемь лет, но глупее, как впоследствии оказалось.

- Можно ведь жить. Можно даже жить и не пить, - процитировал Жванецкого Костик и добавил: - Мозги и так набекрень. Может, от растворителя?

Костя успокаивал сам себя: растворителем он пользовался крайне редко, предпочитая льняное масло.

Вздохнув, Яблонский сложил кисти и краски, помыл палитру и развернул картину к стене. Подумав, повернул обратно и прикоснулся к полотну. На пальце осталась свежая краска, которая маслянисто поблескивала в свете ярких ламп.

- Все страньше и страньше, - пожал плечами он. – Посмотрим, что будет утром.

Костик поел без особого аппетита, зато в душе вдруг выполнил программу за два дня. Этому немало способствовали вспоминания о ярких глазах Варда, о его губах и (тут поработало воображение) шикарном теле.

- Уфф… Хорошо-то как, - Костик запрокинул голову, подставляя лицо под теплые струи. – Надо, надо что-то делать со своей личной жизнью. Ягодка созрела. А тому ли я далааа… обещание любиииить, - громко запел он и захлопнул себе рот рукой, сдерживая истерическое ржание, когда из соседской ванной послышалось приглушенное:

- Я сейчас приду, детка!

- Чертовы застройщики, - фыркнул Костик, выбираясь из ванны. – Слышимость идеальная. А вот не дам я тебе, праативный, - он показал язык в сторону соседа и пошлепал в комнату, мечтая увидеть во сне Варда.