Двери в темное прошлое

«Вы там как живете? А то тут ходят слухи, что Кублаков круто поднялся, разбогател. А мы тут в своем дерьме копошимся. Потом ты еще звонишь, мужа моего домогаешься. А он — бухарик конченый! Он тебе за бутылку что угодно наговорит. Если что тебя интересует — меня спроси. Я в курсе всего. Все, что знает Половников, мне тоже известно, и даже больше. Сбрось мне на телефон тридцать тысяч, а потом звони и поговорим».

И тут же появился номер телефона.

«Пятнадцать, — ответила Марина, — а если информация достойная, то пришлю еще столько же».

«Тридцать! Я знаю, что тебя интересует. И поделюсь. А Половников ничего тебе не расскажет. Пошлет только подальше. Да и я подумаю еще: говорить или нет».

Лужина вышла из кабинета соседа, спустилась по лестнице на первый этаж и набрала номер. Гудки проходили, но никто не отвечал. Наконец отозвался хриплый женский голос.

— Слушаю.

Потом в трубке покашляли, чтобы сбросить хрипоту, и после этого, уже почти нормальным голосом, Павлова сказала:

— Говори уж.

— Это Марина, которая с вами только что связывалась. Сейчас переведу всю сумму. Только хотелось бы знать точно… Сами понимаете, деньги не маленькие.

— Это для тебя не маленькие, а для меня огромные. Я в школе учительницей по домоводству и рукоделию работаю. Зарплата двенадцать тысяч. Вовка то работает, то нет… Но с него толку никакого, как с козла молока. Все, что ни заработает, тут же пропивает. Так что тридцать тысяч еще по-божески.

— Сейчас переведу.

— Погоди, — остановила ее Павлова, — правда, что Валек твой разбогател?

— Не так чтобы очень, но не бедствуем.

— Ну-ну. Не бедствует она! А мы тут концы с концами еле сводим! И ведь не сводятся. Давай, переводи! А как поступят на счет денежки, я сама тебя наберу.

Марина задумалась. Тридцать тысяч не такие уж большие деньги, но если за эту сумму можно узнать что-то такое… А что она хочет узнать? И хочет ли? Отправить тридцать тысяч, а потом слушать хриплый голос, повествующий о том, как плохо живется людям в Пореченске… Но с другой стороны… Пусть эти тридцать тысяч станут гуманитарной помощью или вкладом в будущее процветание маленького, богом забытого городка.

Лужина перевела деньги и стала ждать.

Прошло около получаса. За это время Марина выходила в чужой двор, ждала, потом вернулась внутрь дома, и почти сразу после этого от Павловой пришло сообщение.

«Звони!»

Марина набрала номер.

— Пришли твои денежки, — примирительно сообщила Павлова, — я уж не надеялась. Думала, врешь. Спрашивай, что тебя интересует.

— Я про юбилей выпуска хотела…

— Мне только не ври. За это тридцать тысяч не платят. А про юбилей этот долбаный никто и не помнит. Да мы и не общаемся почти. Если и встречаемся на улицах, то здороваемся иногда. Я только с Надей Кошкиной и с Иркой Холодовой общаюсь. Но мы еще со школы дружим. Она теперь Петрова. В смысле, Кошкина бывшая. Ее муж Витька на год раньше нас учился. То есть на два. Он как раз из армии пришел, и они поженились. Сначала, еще в школе, он за мной ухлестывал, а потом на нее переключился. А мне пофиг. Мне для подруги ничего не жалко. Витька сейчас на дальнобое работает…

Слушать все это было не очень интересно, но Марина не перебивала.

— …Витька возит по городам разную продукцию. И вот лет пять назад… Не помню, уж сколько… Или шесть. Он как раз в ваши края капусту повез. Денег, правда, не заработал особо. Но, когда вернулся, рассказал, что Кублакова встретил. Тот за рулем какой-то крутой иномарки был. Две бабы молодые рядом. Витька ему посигналил, а тот рукой ему помахал — не сразу, говорит, но помахал. Это не ты ли с ним была?

— Не помню, — ответила Марина.

Она и в самом деле не помнила, чтобы им сигналили когда-то из машины с капустой.

— Там, Витька говорит, две бабы сидели. Одна черная, а вторая блондинка. Ты какая?

— Я обыкновенная.

— Ну да? — не поверила бывшая Павлова. — Так я тебе и поверила. Валек всегда хотел самое лучшее ухватить. Он даже к Лене Воробьевой по этому поводу клеился. Она — самая красивая в классе была, спорить не буду. Он тебе про Лену рассказывал?

— Говорил, конечно. Недавно как раз вспоминали. Как раз вчера — в день, когда она погибла.

— Ой! А я и забыла. Помнила-помнила, а помянуть-то забыла. Ну, и что он рассказывал? Ты ведь наверняка по этому поводу мне деньги отправила, чтобы со всеми подробностями разузнать.

— Да я просто…