Итак, еврейский погром начался к вечеру 18 октября. "В первоначальной своей стадии погром, несомненно, имел характер мщения за поруганное национальное чувство. Подвергая встречаемых на улице евреев побоям, разбивая магазины, топча в грязь выброшенные оттуда товары, громилы приговаривали: "вот тебе свобода, вот тебе конституция и революция; вот тебе царские портреты и корона"". - И ещё на другое утро, 19-го, из думы на Софийскую площадь пошла тысячная толпа, несла пустые рамки от разбитых царских портретов, царский вензель и разбитое зерцало. Заходила в университет, поправляла повреждённые портреты, отслужила молебен, а "митрополит Флавиан увещал народ не бесчинствовать и разойтись по домам". "Но в то время как лица, составлявшие центр патриотической демонстрации... поддерживали в ней образцовый порядок, люди, примыкавшие к ней по дороге, позволяли себе всевозможные насилия по отношению ко встречным евреям и носящим форму учебных заведений". Затем к таким демонстрациям присоединились "чернорабочие, бездомные обыватели толкучего рынка и береговые босяки", "группы громил разбивали еврейские квартиры и лавки и выбрасывали оттуда на улицу имущества и товары, которые частью тут же уничтожались, частью расхищались"; "прислуга, дворники, мелкие лавочники" в том, чтобы воспользоваться имуществом, "не видели, по-видимому, ничего предосудительного"; "были, впрочем, среди громил и такие, которые до самого последнего дня беспорядков оставались чуждыми корыстных побуждений", "они выхватывали из рук своих: товарищей расхищаемые последними вещи и, не обращая внимания на ценность, тут же уничтожали их". Погромщики проходили, не трогая, лавки караимов и "те еврейские квартиры, где им показывали императорские портреты". "Но в общем уже через несколько часов после возникновения беспорядков еврейский погром получил характер разбоя, самого беспощадного". 18-го погром продолжался до поздней ночи и прекратился сам собой, с утра 19-го возобновился и кончился лишь к вечеру 20-го. (Поджогов не было, кроме одного на Подоле.) 19-го "расхищались богатейшие еврейские магазины даже в центре - на Крещатике. Массивные железные ставни и запоры взламывались после упорной и продолжительной работы громил в течение получаса"; "дорогие сукна, бархаты выбрасывались из магазинов и, как ненужная ветошь, расстилались под дождём на грязных улицах. Тротуар перед магазином ювелирных и серебряных изделий Маршака на Крещатике покрыт был выброшенными из него драгоценными вещами", также - из магазинов галантерейных, модных; валялись конторские книги, торговая переписка. В Липках (аристократический квартал) "подверглись разгрому дома-особняки евреев барона Гинцбурга, Гальперна, Александра и Льва Бродских, Ландау и нескольких других. Вся роскошная обстановка этих домов была уничтожена, мебель поломана и выброшена на улицу", также "подверглось разгрому образцовое еврейское училище имени Бродского", "совершенно разрушены мраморные лестницы и железные перила". Всего было "разграблено около полутора тысячи еврейских квартир и торговых помещений". Исходя из того, что "почти две трети всей торговли в городе находилось в руках евреев", Турау исчисляет убытки, вместе с домами богачей, "в несколько миллионов рублей". Собирались громить не только еврейские дома, но и квартиры известных либеральных общественных деятелей. - 19-го епископ Платон "совершал крестный ход по улицам Подола, где разгром был особенно силён, и увещевал народ прекратить бесчинства. Умолял толпу пощадить жизнь и имущество евреев, владыка несколько раз опускался перед нею на колени... Из толпы подскочил какой-то громила и с угрозой крикнул: "И ты за жидов"".
Как всё беспорядочно было на верхах власти - мы уже видели. "Со стороны генерала Драке не было проявлено должной распорядительности для надлежащей, правильной организации охраны". Войска были "несоответственно разбросаны мелкими командами", "масса лишних патрулей" и "люди часто стоят без дела". И вот - "в дни погрома поражало то несомненное для всех, близкое к попустительству бездействие, которое было проявлено и войсками, и чинами полиции... полиция почти отсутствовала, войска медленно двигались посредине улицы, деятельно обстреливая дома, из которых раздавались выстрелы, а по обеим сторонам улиц громились беспрепятственно еврейские магазины и квартиры". Один прокурор просил проезжающий казачий разъезд о защите громимых неподалеку магазинов, "казаки ответили, что туда не поедут, так как это не их участок".