Двести лет вместе. Часть первая

По совокупности всех изученных обстоятельств сенатор заключает, «что октябрьские волнения и беспорядки были вызваны причинами безусловно революционного характера и завершились разгромом евреев исключительно вследствие того, что представители именно этой народности принимали преобладающее участие в революционном движении». Не добавить ли: и вследствие долгого уже попустительства бесчинствам революционеров.

А так как «сложилось убеждение, что события октябрьских дней исключительно порождены образом действий… Нейдгарта», «провокаторством» его, – то тотчас за событиями «образовалось в Одессе несколько комиссий, в том числе при университете, при городской думе и при совете присяжных поверенных». Они деятельно собирали материалы, обличающие «провокаторство погрома», но, по изучению их, сенатором «не усмотрено… сколько-нибудь доказательных данных», следствие «не обнаружило решительно никаких обстоятельств, указывающих на то, чтобы даже кто-либо из органов полиции принял участие в организации патриотической манифестации».

Детальный сенаторский отчёт даёт попутно и яркие черты того 1905 года и той эпохи.

21 октября «в виду ходивших в городе слухов о том, что в университете изготовляются бомбы и имеется большой склад оружия», командующий предложил провести осмотр здания комиссией из офицеров и профессоров. Ректор в ответ заявил, «что такое вторжение в университет было бы нарушением университетской автономии». От дня её провозглашения в августе – университет управлялся комиссией «из двенадцати профессоров крайнего направления» (например, Щепкин на митинге 7 октября говорил: «когда настанет время и вы постучитесь в дверь, мы пойдём с вами на вашем «Потёмкине»), – но и комиссия эта полностью направлялась уже названным студенческим «коалиционным советом», по требованию того совета отменял свои постановления и ректор. И после отказа Каульбарсу, «осмотр» университетского здания был произведен комиссией из профессоров и трёх гласных думы – и «ничего подозрительного», конечно, не было обнаружено. – «Однородные явления наблюдались также и в одесской городской думе. Здесь обнаружили притязание на влияние и власть служащие в городской управе… так называемый третий элемент», их комитет предъявил избранной думе требования «преимущественно политического характера», они готовили уже 17-го, в день Манифеста, резолюцию: «наконец самодержавие провалилось в пропасть», и, пишет сенатор, «быть может, в начале октябрьских волнений было поползновение произвести полный захват власти».

(А дальше катил – революционный декабрь, повелительным тон совета рабочих депутатов о всеобщей забастовке: «мы этого требуем», в Одессе прекращение электрического освещения, торговли, движения, мертвенность порта, снова бросание бомб, «изорвани[е] кип начавшей выходить патриотической газеты «Русская речь», угрозные «требования денег на революционные цели», толпы праздных гимназистов и запутанность населения «под гнётом революционного движения».)

Этот дух 1905 года (дух всего «Освободительного движения»), так резко проявившийся в Одессе, – в те «конституционные дни» прорвался и во многих городах России, и в черте оседлости и вне её, погромы «повсеместно возникли… в самый день или на следующий день по получении на местах известия» о Манифесте.

В черте оседлости еврейские погромы произошли в Кременчуге, Чернигове, Виннице, Кишинёве, Балте, Екатеринославе, Елизаветграде, Умани и немалом числе других городов и местечек, причём еврейское имущество больше уничтожали, чем расхищали. «В тех городах и местностях, где полиция и войска действовали энергично, погромы производились в самых незначительных размерах и оканчивались весьма быстро. Так, в Каменец-Подольске, благодаря умелым и своевременным действиям войск и полиции, все попытки толпы произвести разгром евреев были отражены», «в Херсоне и Николаеве начавшийся разгром был прекращён в самом начале»[1293]. (А «в одном из небольших городов Юго-Западного края погром был предотвращён только тем, что пожилые евреи подвергли свою молодёжь телесному наказанию за устройство противоправительственной манифестации после объявления высочайшего Манифеста 17 октября»[1294]).

Где в черте еврейских погромов вовсе не было – это в Северо-Западном крае, где евреи жили наиболее густо, – и такое должно бы необъяснимым показаться, если бы погромы устраивало царское правительство, и они «как правило, происходили по одному сценарию»[1295].