Двести третий день зимы

И сразу стало легче. Нюта хлебнула еще чая, тот как раз остыл настолько, что температура перестала заглушать его затхлый вкус. Кажется, в заварочных пакетиках теперь была одна труха.

«В целом не о чем особо волноваться. На работе кошмар, да. А в остальном терпимо».

«Радионов руки распускает?» – и три ржущих смайлика.

Шутка о том, что Радионов однажды должен повести себя как токсичный козел, иначе его исключат из профсоюза института, пользовалась у них со Славиком особой популярностью. Можно было ее поддержать, но врать не хотелось. Хотя бы в одном.

«Если бы. У нас тут твой любимый цветочный мститель активизировался – я говорила, помнишь?»

«Ну».

«Радионов на нервах начал себя вести как идиот. И у нас в отделе теперь проверки будут».

«Думают, что мститель – Радионов?»

Нюта ждала еще ряд хохочущих смайликов, но Славик прислал лишь два вопросительных знака – красных и вертящихся.

«Мало ли что они там думают, Слав! Главное, что это ерунда».

«Одна из тех, в которые ты вляпываешься?»

«В эту я не вля…» – начала набирать Нюта, но второй телефон, который она бросила в коридоре, вдруг разразился тревожной трелью.

То есть трель была самая обыкновенная, но звонок в такую рань всегда означал что-то плохое. В семь утра звонят, чтобы сказать уставшим голосом дежурного в реанимации: а кем вам такая-то и такая приходилась? бабушкой? ну так вот, уважаемая, именно что приходилась. Или просят прийти в отделение полиции с набором личных вещей в черной сумке. Или сообщают, что кредит просрочен и к тебе уже выдвинулись те, кто опечатают телевизор, кофемолку и твою нижнюю челюсть.

Телефон трезвонил и трезвонил. Нюта поднялась, зачем-то отпила еще чая, поставила кружку на стол, медленно прошла по коридору, наклонилась над рюкзаком, вытащила из него скомканную балаклаву, отложила в сторону, достала телефон, не глядя на экранчик, вернулась на кухню, села за стол и сделала еще один глоток чая. Телефон взвизгнул и замолчал. В ушах продолжало звенеть. Нюта медленно выдохнула и допила остатки, заглотив всю чайную пыль, осевшую на дне. Если ей прямо сейчас не начнут перезванивать, значит, все не так срочно, все не так страшно. Но телефон дернулся и заверещал снова. Нюта схватила его, зажмурилась, нажала на кнопку приема звонка и поднесла аппарат к уху.

– Нюта. – Голос Радионова звучал приглушенно. – Ты должна приехать. Как можно скорее!

– Я уже собираюсь, буду вовремя, – ответила она, сглатывая першение в горле.

– Не в институт. Ко мне, Нюта, ты должна приехать ко мне. Пожалуйста.

Нюта проверила время – до начала рабочего дня оставалось полтора часа. Как раз хватит, чтобы лениво умыться, почистить зубы, переодеться в чистое и добраться до кабинета раньше, чем на проходной соберется очередь. А там снова попить чаю и пойти ковыряться с соей в теплицах.

– Я так на смену опоздаю, – пробормотала Нюта.

Радионов то ли кашлянул, то ли хмыкнул.

– Не будет сегодня никаких смен. Да я тебя и не задержу надолго. Ты только скорее приезжай. Хорошо?

Голос у него был просящий – Нюте незнакомый. Радионов редко обращался к ней с личными просьбами. Никогда не напрягал, не загружал, не подталкивал к нарушениям, если только они не касались сомнительных вылазок за почвой. Причин отказать и не поехать у нее не было. Ну, опоздает немножко. Не смертельно. Вот только его чуть дрожащий голос будил в Нюте собственный, крайне настойчивый шепоток: не соглашайся, не высовывайся, даже не думай ехать.

– Буду минут через тридцать пять. – Нюта сглотнула. – Вы вообще как? В порядке?

– Приезжай, – ответил Радионов и отключился.

Нюта поставила кружку в раковину. Посмотрела на коричневый ободок налета. Включила воду и хорошенько вымыла и кружку, и забытый в раковине нож с разделочной доской. Аккуратно протерла вафельным полотенцем, вернула его на крючок. Отправила кружку на полку, а нож с доской оставила лежать у раковины. Огляделась. На кухне было уютно и обжито – разноцветная керамика, баночки с приправами и крупой, подушки на стульях. Сердце остро сжалось. Если Нюта однажды выйдет отсюда и не вернется, эта обжитость когда-нибудь исчезнет, покроется пылью. А вдруг «однажды» – сегодня? Нюта запустила пальцы в корни волос и помассировала кожу, как вчера делала Тая. Крепкая хватка ослабла, отпустила сердце. Нюта задвинула стул и пошла собираться.

Радионов жил рядом с институтом. Как-то так получалось, что почти все профессора со временем стекались в этот район и по сути постоянно находились на работе, даже когда отправлялись за вечерним бокальчиком вина в небольшой ресторан на углу улицы. Его Нюта миновала, опустив голову. Вывеска «закрыто» на пыльных дверях не внушала оптимизма. И с каждым шагом его у Нюты становилось все меньше.

– Кто? – спросил Радионов в домофон.

Нюта назвалась. Домофон поскрипел и отключился, дверь нехотя открылась. Грязь хлюпала, пока Нюта поднималась по ступенькам – отключенный лифт стоял на первом этаже. Радионов ждал ее в дверях, сухо кивнул и пропустил внутрь.

– Здравствуйте. – Нюта замешкалась, оглядываясь.