Двести тысяч золотом

— Опять за свое? — усмехнулся Руднев. — Ночью ты слышал шаги, теперь тебе кажется, что нас преследуют. Хватит, лучше резвее переставляй ногами.

— Да не вру я! — горячо возразил Фын. — Посмотрите сами — там, где мы ночевали, блеснуло стекло, как будто смотрят в бинокль.

— Вот как? — Лобанов обернулся и долго смотрел назад. Старик и девушки вынуждены были остановиться.

— Ничего не вижу, — потерев глаз, признался Юрий. — Наверное, камни под солнцем блеснули. В здешних скалах есть вкрапления слюды. Надо же — бинокль! У страха глаза велики.

— Наверное, его дома жена била, — насмешливо фыркнула Люй, — вот он и боится каждого шороха!

Фын молча отвернулся, не удостоив ее ответом. Ольга подошла к Рудневу и тихо спросила:

— Это правда? Скажи, Саша.

— Ерунда, — стараясь казаться беспечным, хотя слова бандита посеяли в его душе тревожные сомнения, улыбнулся Руднев. — Не волнуйся. Кому здесь следить за нами?

Он показал на раскинувшиеся вокруг пустынные поля и успокаивающе погладил девушку по плечу.

— Для страха нет причин. Видишь, никого! Жао наверняка сейчас рыщет по реке, если, конечно, он там вообще был. А гангстеры остались далеко, в Шанхае.

Старый Вок, лаская обезьянку Цянь, с легкой улыбкой прислушивался к незнакомой русской речи и на всякий случай согласно кивал, когда Саша смотрел в его сторону. Дождавшись, пока белый замолчит, китаец предложил:

— Пошли? Солнце уже высоко.

— Правильно, хватит болтать. Вперед! — поддержал его Лобанов.

Сграбастав Фына за грудки, он подтянул его к себе и что-то тихо сказал. Глаза бандита блеснули, но, когда могучая рука гиганта разжалась, китаец съежился и послушно поплелся перед капитаном, словно тот был его конвоиром.

— Саша, помог бы ты женщинам, — крикнул Юрий.

Руднев прошел вперед, забрал у Ольги поклажу и взял девушку под руку, радуясь неожиданно предоставившейся возможности побыть с ней почти наедине. Понимающе улыбнувшись, Люй догнала старика и пошла рядом с ним, чтобы не мешать молодым людям: их отношения давно перестали быть секретом для наблюдательной китаянки.

Развлекая Ольгу ничего не значащей болтовней, Руднев оглянулся и с удивлением увидел, что Лобанов мирно беседует с бандитом. Но о чем же они говорят? Отчего несговорчивый, подозрительный капитан вдруг сменил гнев на милость и позволил Фыну такие вольности? И почему Юрий хмурится и кусает ус, слушая бандита? Загадка…

Разрешить ее на дневном привале не удалось. Прячась от палящих лучей, все сгрудились на клочке тени. Время отдыха пролетело незаметно, и Саша не успел переговорить с Юрием. Потом он всю дорогу раздумывал над тем, что заставило его друга изменить отношение к Фыну, но не находил ответа. Когда остановились на ночлег, Лобанов улучил момент и шепнул:

— Надо поговорить. Не спи…

Люй подала миски с неизменным рисом, потом налила чай. Мужчины покурили перед сном и начали укладываться. Сегодня первую половину ночи предстояло бодрствовать Юрию. Подмигнув Саше, капитан подбросил сучьев в костер, уселся около большого камня и прислонился спиной к его нагретому за день шершавому боку. Руднев завернулся в одеяло и улегся между Фыном и женщинами. Пожелав Ольге спокойной ночи, он закрыл глаза, делая вид, что задремал. Надо дождаться, пока все угомонятся. Люй еще возилась с казаном и котелками; старик вздыхал, поудобнее укладываясь и что-то ласково говорил любимой обезьянке; Ольга ровно дышала, сразу заснув после трудного, беспокойного дня; Фын, укрывшись с головой, безмятежно похрапывал. Ничего, скоро все заснут и наконец-то представится возможность спокойно поговорить с Юрием.

В сухой, выжженной солнцем траве что-то тихо шуршало — наверное, ползли по своим делам букашки, пробираясь между тонких стебельков, казавшихся им огромными стволами в непроходимых зарослях. Или это снуют рыжевато-серые полевые мыши, запасая в кладовки зернышки?..

Саше вдруг почудилось, что он стал маленьким зверьком с острой, усатой мордочкой и черными глазами-бусинками. Вот бежит он в густой траве, чутко поводя носом в поисках вкусных зерен, чтобы вдоволь наесться и запасти на зиму в норку. А там тепло, уютно, как в детстве, когда жил в родительском доме… Но тут налетает студеный ветер, вырывает, из травяного гнезда, бросив под облака, и несет, несет в несусветную даль…

И неожиданно словно выросли за спиной широкие крылья и почудилось, будто он стал совой, высматривающей острым глазом добычу. Пискнув, метнулся мышонок, накрытый тенью смерти, но не уйти ему от острых когтей и страшного клюва…

Глухо вскрикнув, Руднев открыл глаза и проснулся. Черт, кажется, он позволил себе задремать? Но что это? Небо над головой заметно посветлело и отливает перламутром, предвещая скорый рассвет.

Сколько же он проспал? Почему Юрий не разбудил его? Решил отложить разговор и дать другу отдохнуть, взяв на себя труд нести охрану их лагеря до утра? Очень благородно с его стороны, но уж если делить тяготы путешествия, то поровну.