Двести встреч со Сталиным

Договорившись в принципе о положительном решении всех этих вопросов, Сталин в заключение сказал, что получено предложение и от Артема Микояна, который хочет с теми же двигателями Микулина сделать вариант дальнего истребителя на базе серийного самолета МиГ-17.

— Ну что ж. Перехватчик у нас будет, скоростной разведчик тоже, — это сделает Яковлев, а Микояну дадим задание на дальний истребитель, — закончил Сталин.

Нечего говорить о том, каким счастливым вернулся я к себе в конструкторское бюро. <…>

30 июля в том же составе мы опять собрались у Сталина для рассмотрения и утверждения проекта постановления о постройке двигателя АМ-5 конструкции Микулина, двухместного реактивного барражирующего всепогодного и ночного перехватчика Як-25, модификации этого же самолета в качестве разведчика Як-25р, а также истребителя, послужившего основой известного истребителя МиГ-19.

Проект постановления был послан Сталину заблаговременно. Он уже был с ним знаком, и почти не высказав никаких замечаний, заявил, что у него возражений нет.

В этот момент Берия раскрыл свою папку и вытащил оттуда какой-то документ.

— Товарищ Сталин, — сказал он, — а вот тут есть еще предложение конструктора Лавочкина. — Какое предложение? — раздраженно спросил Сталин. — Мне ничего не известно о предложении Лавочкина. На это Берия ответил умышленно равнодушным тоном, желая подчеркнуть свою объективность:

— Да вот он давно прислал… Какой-то необыкновенный перехватчик. И оборудован для ночных и для слепых полетов. Тут вот на трех страницах… И он стал читать: — «Радиолокатор, радиостанция, радиокомпас, система слепой посадки» и т. д. и т. д. Целый список. Он предлагает построить эту машину на базе истребителя Ла-200.

Все перечисленные Берия приборы являются обязательной принадлежностью любого перехватчика, в том числе и предложенного мной. Но Берия понадобилось разыграть всю эту сцену и произвести впечатление на Сталина длинным списком аппаратуры только для того, чтобы сорвать мое предложение, оттянуть принятие решения, — короче говоря, подставить ножку.

Сталин вспылил.

— Почему не доложили? — спросил он Хруничева.

Хруничев в начале растерялся, но потом ответил, что самолет Ла-200 уже однажды был забракован как явно неудачный, и поэтому никакой базой для нового самолета он служить не может. А вся перечисленная аппаратура имеется на перехватчике Як-25.

Сталин ничего не хотел слушать, он только повторял все больше накаляясь:

— Почему не доложили? Почему не доложили?

Наконец Михаилу Васильевичу удалось разъяснить, что предложение Лавочкина рассматривалось в министерстве, и оно не получило одобрения. Впоследствии Лавочкину удалось добиться разрешения на проведение этой работы, но машина у него так и не получилась.

Я очень перетрусил и за свое дело и, главным образом, за Михаила Васильевича. В то время ничего не было страшнее, чем стать обманщиком в глазах Сталина. А он, не унимаясь, продолжал допрашивать Хруничева:

— Почему не доложили?

Как будто тот умышленно скрыл предложение Лавочкина. В конце концов Сталин понял, в чем дело, и сказал:

— Принятое решение оставим без изменения, а предложение Лавочкина можно рассмотреть отдельно. Представленный проект постановления уже был принят, но, подписывая его, Сталин вдруг обратился ко мне:

— А почему здесь в конце записано — разрешить вам при постройке самолета сверхурочные и аккордные работы, выделить суммы для премирования? Почему вам такие преимущества? Вы знаете, что говорят о вас за вашей спиной? Мне говорили, что вы рвач.

— Вас неправильно информировали, — ответил я.

— Как это неправильно? — опять вскипел Сталин.

— Да ведь и премиальные, и сверхурочные, и аккордные имеются в распоряжении всех конструкторов: и Туполева, и Ильюшина, и Лавочкина, и Микояна. Это не является исключением из правила. Наоборот, исключением из правила являет

ся то, что наш конструкторский коллектив за последние два года этого не имел, в то время как все остальные имели и имеют.

— Как так? — удивленно спросил Сталин.

Министр Хруничев подтвердил, что это действительно так. Тогда Сталин, все еще раздраженный, обращается ко мне:

— Я хочу, чтобы вы знали, что говорят за вашей спиной.

— Спасибо, что вы мне сказали. Какие же ко мне претензии?

— Мне рассказывали, что вы, пользуясь положением заместителя министра, создали себе самый большой завод.

— Это клевета, у меня самый маленький завод. Сталин обратился к Хруничеву:

— Так ли это?

Хруничев вынул из кармана справочную книжечку, постоянно находящуюся при нем, где были записаны все необходимые данные о производственных площадях различных заводов, о количестве оборудования, рабочей силы и т. д. и сказал:

— Это верно, товарищ Сталин, у Яковлева самый маленький завод. — Говорят, что вы натаскали себе много станков?

— Тоже неверно. У меня станков меньше, чем у любого другого конструктора, — ответил я. Опять Хруничев подтвердил то, что я сказал правду. Михаил Васильевич назвал количество станков в нашем ОКБ, а для сравнения — опытно-конструкторских бюро Туполева, Микояна, Ильюшина и др.