Двести женихов и одна свадьба. Часть вторая

Сузив глаза, решала, то ли заорать во все горло (хватит и отца, чтобы Егор полетел головой вниз с четвертого этажа), то ли дать Егору очередной шанс. Молча кивнула, устраиваясь на подушках. Шевелиться было больно, но я терпела вынужденное полулежащее положение.

Баринов закрыл двери и положил на пустую прикроватную тумбочку красную розу. Что, прикрылась лавочка, денег на корзины с цветами не стало?

Он подвинул к моей кровати стул и устроился на краешке.

– Я был таким идиотом, – сказал он после долгого молчания.

Был? Мне, кажется, мало что поменялось. Чего уж скромничать? Был, есть и всегда буду. Но начало неплохое.

– Мне казалось, мы делаем великое дело. Хорошее дело. И для Земли, и для… Китриджа, – добавил он глухо.

Усмехнулась и тут же поморщилась. Боль еще отдавала в спину.

– Кирилла посадили. Но у тебя еще возьмут показания. По материалам дела мы были на костюмированной вечеринке. Кирилл выпил, приревновал тебя ко мне и ударил ножом. После этого засунул в машину и выкинул около больницы, где тебя и обнаружили.

Усмехнулась бы повторно, но это больно. Они все продумали, какие молодцы!

Мы снова молчали.

– Ты тоже это видела? – Егор шептал, словно боялся нарушить тишину.

– Видела что?

– Что было бы, не закрой ты Кристиана собой? Если бы мы все не вернулись на Землю?

Тот сон, в котором мы все погибли? Значит, его видела не я одна? Мрачно кивнула и передернула плечами. Вид Егора, умирающего на моих руках, мои бесполезные попытки реанимировать его… Пусть Баринов порядочная сволочь, но все же живой человек.

– Его видели все. Моя мать, Кирилл… все, кто там был. Мама вышла на пенсию и отказалась от проекта. Я тоже решил уйти.

– Зачем ты мне все это говоришь?

– Не знаю, – он неловко улыбнулся. – Возможно, чувствую, что виноват. Когда я переживал свою смерть… когда ты пыталась меня спасти, несмотря ни на что…

Он поджал губы, не в силах продолжить. У меня тоже выступили слезы. Этот сон, уж не знаю, кем он был послан, изрядно потрепал нервы. Мне казалось, что все это происходит наяву. Я чувствовала запах гари и крови. Он въелся в память несмываемым пятном.

– Значит, все закончилось?

– Для нас, да, – он пожал плечами. – Все двери на Тэйлу закрыты. Наши пытались построить новые тоннели, но все пути отсечены. Это невозможно. Не с нашей стороны точно.

Я закрыла глаза, чтобы не разреветься. Неделю, что пришла в себя, я отгоняла любые мысли о Тэйле и Кристиане. Старалась убедить себя, что последние пять лет моей жизни были выдумкой, фантазией. Что я провела эти годы здесь – в четырех стенах, только в соседнем отделении, где лежат Наполеоны, Пушкины и Екатерины Великие. Ведь правда лежат! А как рассказывают – заслушаешься! Я захожу туда порой, чтобы почувствовать себя не такой ненормальной, какой чувствую сейчас.

– Вы никогда не встретитесь, – словно издеваясь, произнес Егор.

– Уйди.

– Но, Маша…

– Катись к черту, Баринов! Честное слово, если я еще раз увижу тебя, дефибриллятор уже не поможет!

Он понимающе кивнул, натянуто улыбнулся и ушел, не прощаясь, оставив на прикроватной тумбочке маленький ключик. Ключик из моего сна.

Я тяжело возвращалась к реальности. Сначала, по настоянию отца, пришлось прекратить походы в соседнее отделение (грешным делом, начала даже верить, что Екатерина Вторая и впрямь… ну, вы понимаете, они могут быть убедительными!), потом пришлось интересоваться чем-то, помимо количества таблеток и миллилитров вливаемых мне медикаментов, а в один пасмурный день мне сказали, что пора домой.

– То есть, как? – опешила я, глядя на Риту как на предателя.

– Домой, Маша. Ты здорова. Отдохни немного, съезди на море, развейся и возвращайся. В хирургии, сама знаешь, рук всегда не хватает! А хороших рук не хватает тем более. Бариновы, конечно, полные отморозки, но ты не должна ставить крест на своей жизни из-за одного неудачного романа.

Одного? Эх, Рита, Рита, знала бы ты! Их было, как минимум, двести и один раз я даже замуж вышла. Но…

Воспоминания о Китридже рвали душу. Я отчаянно, до боли, до истерики хотела обратно. Вдохнуть полной грудью теплый, пахнущий травами и рекой воздух возле своего поместья, вкусить пирог с рыжиками и жареным луком, испеченный Кэролайн, слушать, как они с Самюэлем ворчат и ругаются без повода. А Эрик? Его трепетная забота обо мне вообще незабываема! Помню, как он подарил мне белые пионы, услышав, как я их люблю. И неважно, что по пути растоптал клумбы с редкими Айронскими розами и две грядки с петуниями и астрами. Главное – старался! От души принес – весь куст, с корнем…

А Корнел? А Сэд? И…

Я расплакалась у Риты на плече, но надежды остаться еще на пару деньков в больнице пали смертью храбрых. Мне прописали пустырник, валерьянку, путевку на море и с пинком выставили за двери.

Помогло. И валерьянка, и пустырник, и море, и сериалы, которые смотрела запоем, поливая слезами подушку и поглощая тонны вредной выпечки с транс-жирами и пальмовым маслом, скрипящим на зубах. Вспоминала Кэри с ее пирогами, снова плакала и снова ела.