«Ну, и чего я жду? – спрашивал он себя по дороге домой. – Открытие – моё! А как не приеду, его кто-нибудь другой себе присвоит. Да и вообще, опостылела уже эта жизнь. Городок этот приелся хуже горькой редьки. Да что там, вся Вологодская губерния у меня в печёнке сидит!.. Не моя это земля… Хватит! Правда, хватит! Не отпустит меня старый хрен – сбегу!
Нельзя мне собрание пропустить!»
Распалив себя таким образом, он добрался до барской усадьбы, зашёл во двор и под дружный лай собак поплёлся к гаражу. Там он зажёг свечку и при её слабом свете стал любоваться машиной господ. Огромный паровой автомобиль сейчас сверкал трубами и цилиндрами. Коричневый корпус, красные сидения, колёса в половину человеческого роста, но главное всё же – трубы, трубы! Огибающие корпус по бокам, кручёные – притягивали взгляд, не оторваться!
Семён забрался на место водителя, положил руки на руль и задумался.
«Уехать бы так… – подумал он, проваливаясь в сон. – Уехать бы…»
Наутро, за завтраком, Семён снова попытался завести разговор об отъезде.
– Трифон Евграфыч! – осторожно начал он. – Я тут это, спросить хотел…
– Семён, обожди с вопросами, – оборвал его барин, крепкий седой старик в красном халате. – Не за столом твою мантифолию обсуждать. Про железяки при моих домашних говорить вообще не comme il faut.
– Да в том-то и дело, Трифон Евграфыч!.. Я не про машину хочу спросить!
– Потом, всё потом! – отмахнулся хозяин. – Маня, ты зачем это собачке мясо со стола таскаешь?..
Семён вынужден был замолчать, решив подождать. Но и позже, в кабинете хозяина, разговор не клеился.
– Трифон Евграфыч! – обратился к барину механик. – Я по поводу…
– Опять ты?! Ты куда прёшь со своими руками чёрными, а?
– Трифон Ев…
– Ты мне зубы не заговаривай! Иди сперва руки вымой, а потом уже и говорить со мной будешь!
Семён умолк и вышел. Отошёл от кабинета шагов на пять и встал у стены.
На душе было тоскливо, ужасно хотелось плакать. Таким и застала Семёна дочка Трифона Евграфыча, семилетняя Маня.
– Вы плачете? – спросила Маня, удивлённо захлопав глазами.
– Нет, я это… Так… – Семён неловко вытер глаза рукавом и хотел было уйти, но Маня встала поперёк его дороги.
– Вы это из-за папеньки, да? – спросила Маня.
– Да… Нет… А, чёрт…
– А вот папенька говорит, что ругаться нехорошо. Папенька вообще много всего говорит. Да вы его не слушайте!
– Какое там…
– Папенька был недоволен за завтраком, я помню. Вы от него чего-то хотели, да? А он не даёт? Ну, он когда злой, от него не дождёшься… Я вот намедни куклу тоже просила-просила, еле выпросила, такой он злюка был.
Но я просить умею! А давайте… А вот давайте я вот сейчас его попробую успокоить! – Маня весело запрыгала на одном месте, сверкая белокурыми локонами. – Ждите здесь!
И, не успел Семён что-то возразить, как девчушка добежала до кабинета отца, толкнула двери и юркнула внутрь. Механик стоял на месте, не зная, что и делать. Однако прошла минута, другая. Семён уже подумал, что сейчас Маня выйдет от отца и скажет, что Трифон Евграфыч приглашает его к себе, и теперь можно будет у её папеньки чего угодно просить… Но вместо Мани из кабинета вдруг выбежал сам Трифон Евграфыч, красный от злости.
– Ты что же это? – закричал он на Семёна. – Через мою Маню у меня просить теперь будешь? Да как ты?.. Как смеешь вообще?
Семён обомлел.
– Твоё дело – холопское, – продолжал барин. – Машину чинить, меня возить да руки мыть, когда за стол с господами садишься – а не подаяния выпрашивать!
И тут, совершенно неожиданно, на Семёна накатила злоба.
– Подаяния выпрашивать?! – воскликнул он, не помня себя. – Да в том-то и дело, что приходится выпрашивать! Когда вы заплатите мне? Где моё жалованье за август и сентябрь?! Уже и за октябрь пора!
– Что-о-о?! – Трифон Евграфыч покраснел от злости. – Ты меня ещё и рублём попрекать вздумал?! Ты, мужик, ещё и голос возвышать думаешь!
– Я не мужик! Я в университете кончил! Мог бы сейчас в Москве работать и горя не знать, да на кой-то чёрт с вами связался!
– Что-о-о?!
– А вот то! Уговорил меня отец поработать на вас, я и согласился сдуру!
Давно уже пора уходить! Денег не платите, выходных не даёте! А живём в глуши!
– Да тебя высечь, что ли?!
– Не высечешь! Нельзя теперь господам людей сечь! А я… Ярасчёт беру!
– Ничего ты не берёшь! Ни копейки ты – слышишь? – ни копейки не получишь! – Барин топал ногами и махал руками, как взбесившийся. – Тыкать мне вздумал! Да я сейчас… А ну как я урядника позову! Мигом тебя в суд отправим! Надо же было мне тебя, чёрта, взять на работу! Сделал одолжение непутёвому твоему отцу, взял грешника к себе в дом. И что же?
Работаешь кое-как, к господам на «ты», денег требуешь!.. Ты у меня в Сибирь пойдёшь! Гришка! Гришка, где ты, чёрт? Беги за урядником!
– Не смейте… Не смейте такое про отца говорить! – Семён сжал кулаки, его уже трясло от гнева. – Он был лучше вас в тысячу раз!
– Дураком он был и грешником! Выучил тебя, дуру, а наследства что оставил? А? Рубль с копейками! Не работал бы ты на меня, если б отец твой состояние не промотал! То хоть хорошо, что он помер вовремя!..