Движение Rapid Eye

«И мертвые тела издают безумные звуки
…и мертвые тела нагромождаются в курганы».

«Velvet Underground», 1967

«Приведите ко мне нищих и убогих, я помочусь на них
Вот о чем говорит Статуя Фанатизма
Твои бедные толпы, соберем их для смерти…»

Лу Рид, 1989

Когда ты обходишь тела спящие, гадящие, умирающие вокруг тебя на тротуаре, ты обнаруживаешь, что для того, чтобы выжить здесь, не сгибаясь под чувством вины, приходится убеждать себя, что бездельники, пьяницы и наркоманы эстетически подходят Нью-Йорку. Глупый никчемный либеральный комплекс вины не заходит, однако, настолько далеко, чтобы раздавать четвертаки направо и налево. И уже через день ты начинаешь говорить самым стойким нищим, которые тащутся за тобой с протянутой рукой — Да пошел ты. Интересно, что здесь, в городе более «европейском», чем любые другие города в Штатах, за исключением может быть Бостона, ты замечаешь столько нищеты.

В Танжере ты можешь идти по переулкам, отстранившись от сцен нищеты и лишений. Там, когда ты жаришься под северо-африканским солнцем и грезишь о Поле Боулзе и трубах «Джеджуки», тебе кажется, что ты идешь сквозь нереальные библейские декорации, случайный пришелец, заброшенный в место и время, где так мало ориентиров. Нет отражений. Подсознательно, ты ощущаешь дистанцию, относишься свысока к людям, тянущим к тебе мозолистые черные руки из-под джеллаб и покрывал. В Нью-Йорке это нелегко. Не только из-за крайностей проявления богатства и бедности. Но потому что эти люди — продукт нашего мира, нашего времени. Нет дистанции. Нет разницы в культуре и времени. Они — не пустынные кочевники, повергнутые в культурный шок и не народы, умирающие от голода из-за набегов саранчи или засухи, это Американцы Двадцатого Века, которые просто потерпели неудачу в системе, созданной другими Американцами Двадцатого Века. Эта система ксерокопирована строчка за строчкой в Британии. Сцены ужасающей нищеты становятся страшнее всякий раз, когда я попадаю в этот город.

В 1982 году я во второй раз побывал в Нью-Йорке, на этот раз поездку оплачивали «RCA Records». Город, который я обнаружил тогда в устье Гудзона, теперь можно лицезреть на берегах Темзы. Приговор, вынесенный Гербертом Уэллсом Лос-Анджелесу, кажется актуальным для современного Нью-Йорка. «Я видел будущее. И оно ужасно». По части мусора, граффити, наркотиков, нищеты, воровства, урбанистического упадка, Лондон ныне переживает то, через что прошел Нью-Йорк в 1982 году.

Нью-Йоркцы, похоже, живут в заблуждении, что это единственный город на земле с мусором, тараканами, грызунами и прочими общими проблемами, связанным с большими городами. Но по части грубости, пьянства, безумной конкуренции, бездомности, проблем транспорта, наркомании, плохого отношения, нищеты и атмосферы беспричинного насилия, Лондон уже превзошел Нью-Йорк 1982 года. Если тэтчеристская философия американизации Британии будет развиваться, к концу девяностых наша столица, которую многие американцы до сих пор считают самым культурным местом на Земле, дорого за это заплатит. Биографы-подхалимы Тэтчер без сомнения возложат ответственность за это на импортеров крэка и амфетаминов, или порнографов, или профсоюзы, или гомосексуалов, или на так называемых левых интеллектуалов (или какие козлы отпущения будут в моде на тот момент). Но на самом деле, это ее близорукая философия уничтожает город, переживший бомбежки международного фашизма, армии Филиппа, Наполеона и Джока Стейна. Приезжая в Нью-Йорк, теперь ты можешь ощутить запах будущего Лондона, и по большей части воняет он как футуристический погребальный костер.

Неудивительно, что эта пышная, гротескная банановая республика — художественная столица Мира. Самое ценное преимущество современного развитого общества — свободное время — заполняется здесь, в Нью-Йорке изобилием Развлечений. Как говорил самый знаменитый арт-двигатель Манхэттена: «Искусство — это развлечение». А в Нью-Йорке развлечение — это деньги. Вот и все.

НА МОГИЛЕ ГЕНРИ ДЖЕЙМСА

«Образы, что некогда вызывали содрогание и оскорбления, застыли здесь в невинной неподвижности тишины, каждый отметив точку, где многие ошибки утратили свою уникальность. И новизна была утрачена».

Генри Джеймс — У.Х. Оден