Движение Rapid Eye

Не то, чтобы у англичан был копирайт на это явление. Разумеется, у американских панков нет никаких причин интересоваться тем, что происходит в Британии. Но Панк в Англии — горький, депрессивный, яркий, острый, реалистичный, тяжелый и анархический, а американские команды не способны этого достичь (если они и в самом деле хотят этого) или понять. Очень странно осознавать, что здесь, на Манхэттене, на улицах никогда не рвались бомбы, не было массовых волнений, тяжелой затяжной безработицы, узаконенной цензуры новостей, пабов, из которых тебя вышвыривают в несуразное время — 11 часов вечера под проливной дождь, ни тоталитарного правительства, поддерживаемого популярной монархией, всего того, что по-прежнему существует в Соединенном Королевстве.

Даже уличное насилие здесь (не столь распространенное, но из-за доступности огнестрельного оружия, зачастую, более фатальное), как правило, связано со Стремлением — к деньгам, наркотикам, сексу, а не с нелепым выплеском глупости и неудовлетворения. В самом деле, семьдесят процентов преступлений в Нью-Йорке напрямую связаны с наркотиками.

Как евро-панк олицетворяется бельгийскими «Plastic Bertrand», американский панк это — «Talking Heads», «Ramones», «Blondie», «Television», «Devo», «Pere Ubu», «Heartbreakers», «Dead Kennedys» и разнообразные, собранные Кимом Фаули, «Valley Girl». Среди них есть и хорошие группы, но это не панк-группы в британском понимании этого слова. Так или иначе, все они либо слишком академичны, либо слишком поверхностны, некий полу-металлический глэм-рок и, для английской молодежи, слишком РЕСПЕКТАБЕЛЬНЫ. Американские детки, вышедшие за пределы съемочной площадки Стивена Спилберга (разукрашенной постерами с картинками их комиксов, роботами, «Нинтендо», телевизорами и джанк-фуд), кричащие на школьной вечеринке о том, как они ненавидят своих папочку и мамочку, не вызывают особой симпатии. Для большинства американских «бунтарей без причины» (и без смысла), английский панк это — Элвис Костелло, Билли Айдол и «Police». Все очевидно.

БОГЕМА

Понятно, что необходимость жить и работать в малопристойных районах Ист-Виллидж — молодые художников рассматривают как акт «жертвоприношения» со своей стороны себя. Мансардный менталитет сохранился здесь, как и в Хэкни, единственная разница в том, что отпрыски семе䐹 среднего класса платят несуразную квартплату за то, чтобы походить на аборигенов, тогда как в Хэкни, которое Европейская комиссия по жилищному строительству когда-то назвала «самым нищим районом в центральной части города в Западной Европе», можно до сих пор снять студию дешевле, чем в центральном Лондоне. В нью-йоркских артистических трущобах арендная плата остается астрономической, и неудивительно, что восемьдесят тысяч художников переезжают через реку в более фешенебельный, но и более опасный Бруклин (который напоминает перекресток между Бирмингемом и Айлингтоном, если прибавить еще пальбу из пистолетов).

Когда ты из вредности задаешь вопрос о том, какую роль играет Культура в подавлении рабочего класса, брови удивленно поднимаются. Не только потому, что Америка самая консервативная в политическом отношении страна, помимо Южной Африки, но, к счастью, и потому что Класс — здесь значит меньше, чем в Британии. Следует сказать, что это действительно не имеет значения, и многие дети, чьи родители — шахтеры или рабочие на заводах Форда — часто бывают в кофейнях Виллидж и галереях СоХо и НоХо. Хорошие заработки, может быть, более четкий критерий для привилегийЬ которые наследует Класс, но Артистический Мир Нью-Йорка, как правило, сфера интересов людей с деньгами. Так же создается впечатление, что популярность Искусства в Америке каким-то образом связана со стремлением к «утонченному» стилю жизни, а это ассоциируется с большими деньгами. Не потому, что деньги — это плохо, навязчивая погоня за ними здесь, в частности, в Искусстве, не способствует созданию великого искусства. Слово «Искусство» тут — порождение нечестивого союза Коммерции и Культуры, объединенных Стремлением. Его также можно произнести как «А.Л.Ч.Н.О.С.Т.Ь.».

Единственная причина, почему пропагандистский элемент в Искусстве здесь столь слаб — из-за чувства свободы, переполняющего Американцев, как им самим кажется. Цензура здесь малозаметна, а следовательно, практически не существует и пропаганды.

«Без некоей формы цензуры, пропаганда, в прямом смысле этого слова, невозможна. Для ведения пропаганды необходима некая преграда между публикой и событием».

— Вальтер Липманн, 1922 год.