Движение Rapid Eye

«Да, это было потрясающе. Мне просто повезло. Я переехал из Брайтона и работал в Филадельфии в начале 70-х, а затем начал работать на Энди, мне было двадцать два года. Тогда только начинался этот прекрасный период, когда Нью-Йорк стал культурной столицей мира. До примерно 1986 года это был центр артистического мира, литературного мира и т. д. и т. п. Тогда многие здесь бывали, поэтому у нас было преимущество, мы могли просто встречаться со всеми этими людьми, учиться и смотреть, что происходит. Что мы и делали. С 1970 по 1975 год мы сделали для журнала около 90 интервью с замечательными людьми. Мы стремились разгадать, что они делают, и как они это делают, чтобы делать тоже самим. Я познакомился с Берроузом и Лу Ридом, с Энди и так далее, но прошло немало времени, прежде чем я по-настоящему узнал их, потому что они были знаменитостями и поначалу настороженно относились к людям. Мне повезло, потому что мы жили в невероятное время. Пик расцвета Нью-Йорка пришелся на 77–80 годы. Это было фантастическое время».

Нью-Йорк по-прежнему кажется англичанину невероятно открытым для идей в искусстве и прочем. Или сейчас он переживает закат?

«Да, несомненно».

В смысле качества работы, отсутствия новых идей, социального климата?

«Во всех смыслах».

Потому что люди приезжают сюда, чтобы подражать прошлому?

«Нет, не в этом дело. Потому что СПИД оказал огромное разрушающее воздействие на артистический мир Нью-Йорка. Большинство лучших художников, танцоров, художников, писателей, актеров, режиссеров — геи, а геи более подвержены СПИДу, чем любая другая группа. Многие из них умерли или уехали. Плюс экономические условия, социальные условия изменили здешний пейзаж. Я думаю, все кончилось в 1986 году. Первая половина 80-х была довольно интересна. Была живая, энергичная арт-сцена — Жан Баския, Кит Харинг, Уорхол и другие. Теперь Жан умер, Энди умер, у Кита Харинга СПИД [теперь уже и он умер]. Все кончилось. Этого нельзя не почувствовать. Это ужасно… Стиль жизни, условия совершенно изменились. Тоже самое с наркотиками. Это больше не круто и не интересно, и не экспериментально. Это было интересно в 1977 году, тогда все было энергичным и ярким. Было много экспериментальных мыслей и акций, помогающих понять суть вещей. Творчество, интересные отношения, беседы и опыт. С пришествием СПИДа все прекратилось. Люди больше не выходят в свет, бодрствуя по трое суток, поддерживая себя наркотиками. Тогдашний образ жизни многое давал в том отношении, что ты встречался с людьми, завязывались контакты, ты с ними работал, влюблялся в них, путешествовал, общался. Это вовсе не было ерундой, как теперь пытаются представить, это было НАСТОЯЩИМ. Теперь этого просто нет».

Здесь царит атмосфера смерти.

«Нью-Йорк по-прежнему интересное место. Об этом еще будет написана великая книга, потому что здесь интересно. Мы живем в пейзаже смерти, как во время чумы в Лондоне в 1744 году или когда это было. Разумеется, здесь все еще многое происходит в плане работы и общения и людей, но у всего этого очень черная, очень негативная аура. Но, в своем роде, это тоже интересно».

Эта атмосфера находит отражение в произведениях, создаваемых в последние несколько лет, как в случае Мэпплторпа и Харинга, много связано с кровью, телесными выделениями, сексом и смертью. И последние проекты Лу Рида тоже очень близко касаются темы смерти.

Фото: Энди Уорхол и Лу Рид на «Фабрике»

«Да. В настоящее время я не поддерживаю с Лу контактов на личном уровне. Я видел, как они с Джоном Кейлом записывали песни об Энди. Это было потрясающе… Он один из тех людей, которые могут стать великими учителями на пути. У него огромный опыт. И, снова, несмотря на его имидж, он очень милый человек, интеллигентный, образованный, общительный. Я его очень люблю».

Его нынешние работы гораздо лучше, чем то, что он записывал в Берлине.

«Да, чрезвычайно. Лу Рид — великий человек. Как и Энди, он многое пережил, конфликты и трудности, и вышел с честью изо всего».

Он создал прекрасные тексты под давлением и под влиянием наркотиков. Я разговариваю с молодыми художниками и музыкантами, и зачастую возникает ощущение, что они ведут слишком непорочную жизнь, по понятным причинам. Но к тому же они производят впечатление очень реакционных людей.