Движение Rapid Eye

КРАК! Кэти Экер покидает сцену, ее американский акцент уступает место хлесткому электронному ритму, который безостановочно бьется о запотевшие стены подземного ночного клуба. От волчьего воя стынет пропахший пивом воздух. Мурашки ползут по коже и волосы встают дыбом при звуках речей Гитлера и Джей. Эф. Кея., льющихся из громкоговорителей, 23 телеэкрана на сцене оживают, превращаясь в гигантское зеркало, на котором мелькают повторяющиеся образы. Знаки силы, универсальные символы, смешанные в гипнотические фактурные, пульсирующие многоцветные цвета; безвкусные трехмерные открыточные образы Девы Марии, смонтированные с беспорядочным мельканием лиц, которые ласкают чьи-то руки; церемонии инициации племен Третьего мира (которые считаются приемлемыми), наряду со столь же кровавыми на вид, но безобидными «ритуалами» Храма Духовной Юности (считающимися неприемлемыми). Атмосфера становится удушающей.

КРАК! Видео-приемы арт-школы выглядят гораздо убедительнее, когда их выполняют с самодисциплиной и определенной целью. Цель — массовые галлюцинации, метод — колдовство, и колдовство — как раз то, что происходит здесь на всех уровнях. Гипнотический свет стробоскопов, жужжание Машины Мечты, древняя мантра «буддистских» барабанных ритмов и рок-гитар, чары бессмысленной оратории. Толпа, этот многоголовый зверь, погружается в пульсирующий трансовый танец. Заклинают ангела, а может быть дьявола. Джим Джонс хохочет как гиена, в то время как его последователи творят свое звучание в белой ночи.

КРАК! Миниатюрное, эльфоподобное существо с немелодичной злобой ревет в душащий его микрофон, рискованно расставив ноги между двумя мониторами, «нацистский» кожаный прикид и татуировки блестят от жары. Классический рокерский имидж доведен до абсурда — на макушке нелепо громоздится большая меховая шапка. Музыкальный журналист, стоящий неподалеку, недоумевает, к чему вся эта галантерея, карябая что-то многозначительное в своем блокноте.

Хорошенькая берлинская светловолосая крошка целеустремленно вытягивает голову и плечи над пульсирующими силуэтами перед сценой. Она вытягивается вверх и хватает певца за промежность. Она теребит его руками и пытается изобразить фелляцию, но певец, продолжая завывать, по-лягушачьи прыгает в колышущуюся толпу. Оборудование ломается. Люди занимаются сексом. Ну это должно быть и есть рок-н-ролл! Журналист хмурится и лихорадочно строчит…

К половине третьего, последние отстающие выбираются через развалины на улицу. Некоторые — мертвенно-бледны, дрожат, их тошнит. Другие — злы, кто-то скучает, на них это не произвело впечатления, кто-то в экстазе. Мало кто действительно понимает то, что они сейчас увидели. Большой черный Духовный Крест на стене над ними — тот же символ, который они носят нашитым на их серые пиджаки или на раскрашенных от руки кафтанах или вытатуированным на своих тощих бицепсах. Крест спокойно висит над городом в болезненном желтом свете уличных фонарей. Отмечая это место, как могильный камень, осколок истории и мистерии. Он может, как звезда боевых искусств, погрузиться в подсознательные уровни умов неофитов, чтобы прийти этой ночью в их сновидения.

Этот символ похож на странную телевизионную антенну. Его форма — крест с тремя перекладинами — дает место для различных интерпретаций — Христос и два разбойника, линия времени, объединяющая прошлое, настоящее и будущее. Он похож на алхимический знак, означающий «очень ядовито» и на знак из японской слоговой азбуки (катаканы), обозначающий «Трахаться». Он также напоминает фашистско-христианскую эмблему в культовом фильме 60-х «Привилегия» Питера Уоткинса, кульминацией которого стал поп-съезд Пола Джонса, и выглядит точной копией самурайского иероглифа, означающего «Господин». Его можно составить из букв P.T.V., и то, что мы только что испытали — и есть вещание этой особой компании.

Если основной признак создания любого культа — поддержание фанатизма, тогда в этом мире графической корпоративной идентичности, в мире капиталистов, извлекающих прибыль из врожденного человеческого символизма (от Христианского Креста до птички на карточке «Барклай») — вполне логично, что такой фанатизм должен поддерживаться и собственными символами.

В Восточном Лондоне, в квартире певца и со-директора компании, геоманта по имени Дженезис Пи-Орридж висит витраж в виде Духовного Креста, утреннее солнце светит сквозь него на говорящего Пи-Орриджа.

На экране большого цветного телевизора в углу мелькают кадры видеофильма PTV «Catalan», режиссер Дерек Джармен, как пироманьяк, играет с горящей машиной Джорди Валлиса на пляже за домом Сальвадора Дали, разбившейся в том самом месте, где был снят «Андалузский пес». Дочь Джена Каресс смотрит папу по телевизору, лежа на кушетке с собакой Танит, малышка Дженесс радостно гудит у него на коленях, пар поднимается от чашек, точно в песне Жака Бреля.