Движущийся палец

— Этим круг подозреваемых лиц, — резко проговорил он, — суживается до какого-нибудь десятка человек во всем городке. В это я не могу поверить! — Принужденным тоном, со взглядом, устремленным прямо перед собой, словно ему был неприятен звук собственных слов, он продолжал: — Вы слышали, — что я говорил во время следствия. Если вы думаете, что это говорилось только для того, чтобы сохранить чистой память о моей покойной жене, то ошибаетесь. Я хочу еще раз повторить, что в письме, полученном ею, — я в этом твердо убежден — не было ни единого слова правды. Я знаю, что это была ложь. Моя супруга была крайне чувствительной… и… гм… да, в определенных отношениях очень стыдливой женщиной. Такое письмо было для нее страшным ударом, а нервы у нее были далеко не в порядке.

Грейвс ответил без колебаний:

— Вы, разумеется, правы, сэр. Ни в одном из этих писем не чувствуется, что человек действительно знает, о чем он пишет. Одни брошенные вслепую обвинения. Там нет попыток шантажа и, судя по всему, дело не в религиозной мании — такое тоже случается. Ничего, кроме секса и слепой ненависти! А это может оказаться неплохим дополнительным ориентиром при поисках преступника!

Симмингтон встал. Он был сухим, отнюдь не сентиментальным человеком, но сейчас губы у него дрожали:

— Надеюсь, что вы быстро найдете чудовище, которое пишет эти письма. Оно ведь убило мою жену так же верно, как если бы ударило ее ножом, — он помолчал. — Хотел бы я знать, что сейчас чувствует этот человек?

Симмингтон вышел, не дожидаясь ответа на свой вопрос.

— Что действительно может чувствовать эта особа, доктор? — спросил я. Мне казалось, что именно он мог бы знать ответ.

— Трудно сказать. Может быть, угрызения совести, а может, радость от своей власти над людьми. Вполне возможно, что смерть миссис Симмингтон только усилила ее манию.

— Будем надеяться, что нет, — сказал я, чувствуя холодок, пробежавший у меня по спине, — потому что иначе…

Я замялся, и Нэш докончил фразу вместо меня:

— Попытается снова? Для нас это был бы наилучший вариант, мистер Бертон. Знаете, повадился кувшин по воду ходить…

— Но ведь было бы сумасшествием продолжать писать эти письма, — воскликнул я.

— Будет продолжать, — заверил нас Грейвс. — Все они так. Понимаете, это как наркотик, — невозможно остановиться.

Я с ужасом покачал головой и спросил, нужен ли я еще им. Мне хотелось на свежий воздух — здесь, в комнате, атмосфера была прямо-таки пропитана злом.

— Вы нам уже не нужны, мистер Бертон, — сказал Нэш. — Держите только глаза открытыми пошире и помогайте нам, чем можете: в первую очередь вбивайте в голову всем знакомым, чтобы они отдавали нам каждую анонимку.

Я кивнул.

— По-моему, эту гнусность получили еще многие в городе, — заметил я.

— Ничего удивительного, — сказал Грейвс и, немного наклонив к плечу голову, спросил: — А вы не знаете никого, кто совершенно точно не получал таких писем?

— Вот так вопрос! Я, знаете, еще не удостоился чести быть доверенным лицом всего здешнего общества.

— Нет, нет, мистер Бертон, я этого и не думал. Я хотел лишь спросить, не знакомы ли вы с кем-нибудь, о ком вы точно знаете, что он не получал этих анонимок?

— Ну, собственно говоря, — неуверенно проговорил я, — знаком.

И я повторил им свой разговор с Эмили Бартон. Грейвс выслушал меня с каменным лицом.

— Хорошо, это может нам пригодиться. Это я себе отмечу.

Я вышел наружу, на солнце. Следом за мною вышел и Оуэн Гриффит. Когда мы очутились на улице, я громко выругался:

— Черт побери, и это место, где я должен был валяться на солнышке и лечиться? Тут полно гноящихся ран, а выглядит все мирно и невинно, как в раю!

— Но именно там, — сухо проговорил Гриффит, — именно там и таился змей.

— Слушайте, Гриффит, а они в полиции действительно что-то знают? Напали на какой-то след?

— Понятия не имею. У них своя тактика: с виду они очень откровенны, а по сути дела ничего нам не говорят.

— Н-да… Нэш — симпатичный парень.

— И очень толковый.

— Если в городе есть кто-то психически ненормальный, вы бы должны были об этом знать, — сказал я с легкой укоризной.

Гриффит покачал головой. Выглядел он беспомощно и, больше того, крайне озабоченно. Хотел бы я знать, подозревает ли он хотя бы, кто может быть автором этих писем.

Мы вместе шли по Хай-стрит. Я остановился у дверей конторы по сдаче недвижимости внаем.

— Стоило бы уже заранее заплатить вторую часть взноса. Только мне охота заплатить, а потом сразу же собраться и уехать вместе с Джоан. Пусть уж лучше пропадут деньги, лишь бы уехать отсюда.

— Вы не уедете, — сказал Оуэн.

— Почему?

Он не ответил, но через несколько мгновений заговорил все-таки снова:

— Впрочем, вы правы. Лимсток — не то место, где человек мог бы спокойно набираться сил. Вас… или вашу сестру могли бы здесь обидеть.

— Джоан не даст себя в обиду, — сказал я. — Она не кисейная барышня. Я тем более. Только меня тошнит от всего этого.

— Меня тоже, — признался Оуэн.

Я открыл дверь.

— И я действительно не уеду отсюда. Любопытство сильнее, чем страх. Хочу знать, чем все это кончится.