Ещё внимание привлекал цвет. Мягкие, тёплые оттенки пола, стен, мебели… даже постельного белья! Цвет создавал уют, успокаивал, уговаривал оттаять, расслабиться. На мгновение я замерла, показалось, что хлопнула входная дверь, но в квартире царила тишина и покой, и пришлось тряхануть головой, чтобы прогнать наваждение. Я прошла в кухню и выглянула из окна. Ухоженные, зелёные улицы, яркая цветочная клумба совершенно незнакомого мне района напомнили о недавнем приключении. Я тоскливо вздохнула. Но вздыхала не о том, что ушло… это было сожаление об утраченных эмоциях, о близости, которую я расчеркнула одним махом.
Я обидела Никиту отказом. Снова. Безжалостно и жестоко. Внутреннее напряжение не позволяло довериться полностью, отдаться на волю судьбы. Это в деревне всё было словно в сказке, а в городе… здесь царят свои правила, свои законы. Здесь каждый сам за себя. Жестокая реальность и бесконечная обязанность делать выбор: ты или кто-то другой. Я малодушно выбирала себя, опасаясь потеряться окончательно.
О том, что Вадим устроил жуткий скандал, я не сказала Завьялову намеренно. О том, что он поднял на меня руку – утаила с умыслом. Я не знала реакции, которая последует. Самой мне пришлось нелегко, ведь если ты хочешь сказать правду, если ты хочешь ударить ей больно… О-о, для этого придётся идти на риск и обнажить душу, которая долго пряталась за маской безразличия и непроницаемости. Я оказалась к подобному не готова. Вдруг выяснилось, что стоять ледяным истуканом с невозмутимой улыбкой гораздо проще, чем посметь высказать собственное мнение. Это стало на порядок опаснее. Правда делает нас уязвимыми, а быть уязвимой мне оказалось не под силу.
Слово за слово, вызов на вызов. А уж когда прозвучало громкое слово «развод», Рейнер будто сошёл с ума. Он одарил меня звонкой пощёчиной, облил потоком грязи, которую я имела неосторожность не заметить в нём за все десять лет совместной жизни. Сильные пальцы сомкнулись на моей шее и обещания скорой расправы завладели сознанием. Я боялась не его угроз. Я знала наверняка, что меня никто не поддержит, и спасовала. Разумно отступила, чтобы в следующий раз ударить сильнее. И плевать, что была к этому не готова, плевать, что не знала толком, с чего начать. Дело было не в том, чтобы доказать себе, будто чего-то стою. Дело было в свободе, жить без которой я теперь не умела. Оказалось, что она хуже наркотика и вызывает острое привыкание. Моя свобода имела вкус, а ещё я опасалась, что она имела запах и человеческое имя. В этом я боялась признаться даже самой себе, но незримый образ преследовал, он изводил меня во снах, а сегодня Никита вошёл в дом… своего отца… и я едва удержалась от того, чтобы не рухнуть в обморок. Что это могло означать, и в какую опасную игру я вписалась, мне оставалось только догадываться.
От подобных мыслей сделалось тошно и муторно. Я с отвращением поморщилась. Видеть Никиту в роли злодея и тайного манипулятора показалось диким и противоестественным, и чтобы отогнать дурное предчувствие, я вернулась в его спальню и устроилась на краешке постели. Подушка имела его запах, а он обладал мягкой, чарующей магией. Он уносил далеко от любых невзгод, он напоминал о моментах, когда я была счастлива. Доверие – это тоже счастье. Моё сейчас беспросветно померкло. Я не могла отделаться от мысли, что оказалась пешкой в чужой игре. Из уголка глаза выкатилась одинокая слезинка. Я постаралась уснуть.
Глава 15
Никита гнал машину прочь из города. Отец успел дважды набрать его с требованиями объяснений. Но то, что он мог сказать, должно было прозвучать не по телефону. Да и вообще, стоит ли сотрясать воздух и пояснять то, что и так имеет железобетонную основу: он забрал Майю навсегда.
Она была другой. Не такой лёгкой, не такой открытой. Она торопливо осмысливала любое высказывание, чтобы окончательно не попасть в плен собственных необдуманных слов и поступков. За время разговора Майя частенько поднимала на него тревожный взгляд. Хотелось встряхнуть её и заставить вспомнить, кто сейчас перед ней, но на любое неверное слово и неловкое движение, она тут же выставляла блок, и расковырять её защиту становилось сложнее. Нужно было действовать осторожно и мягко, а на это у Ника терпения сейчас не хватало. Сейчас хотелось конкретных действий со стопроцентным результатом. Идеальным вариантом стала встреча с отцом. Здесь он мог не таиться и без сомнения поделиться своими планами, намерениями и условиями.
Александр Дмитриевич Рейнер. Ник всё ещё помнил то время, когда это имя он произносил с восторгом и трепетом. Тогда хотелось быть во всём похожим на отца, хотелось подражать его манере говорить, улыбаться, делать внушение одним лишь взглядом.