Двое

– Нет, чтобы минимизировать шанс, что они потеряют часы за просмотром порно, пока якобы делают домашнее задание, – ответила Ли, подмигнув и улыбнувшись. Ли знает мальчиков вдоль и поперек. Фиона часто видела, как Ли инстинктивно понимала, что хоть один из мальчиков кажется угрюмым, на самом деле он из-за чего-то нервничает; тогда она предлагала Себу отрепетировать текст какой бы то ни было школьной пьесы, к которой он готовился, или подбадривала Оли насчет его шансов быть выбранным в футбольную команду. Марк был более склонен просто решать, что дети просто ведут себя «как типичные подростки» и унывают. Он часто требовал, чтобы они «перестали хмуриться». Не то чтобы Марк – плохой родитель, совсем нет. По шкале он где-то между «лучше большинства» и «хороший». Ли великолепна. Она также всегда была великолепной подругой. Если Фионе когда-либо одиноко или немного грустно из-за плохого свидания или предстоящих длинных выходных в одиночестве, чего угодно, ей никогда не нужно говорить об этом Ли. Она будто ощущает это и немедленно приглашает Фиону к ним на воскресный обед или, может, просто прийти посмотреть на матч Оли.

Не верится, что милая Ли сделала что-то настолько неправильное. Нелегальное, аморальное.

Злое.

Потому что если сейчас посмотреть на разбитого горем Марка, сложно считать поступки Ли чем-то не злым.

Этим вечером Фиона объяснила Оли, что Ли двоебрачница. Себ слишком маленький, чтобы все это понять, но Фиона подумала, что будет честно рассказать Оли правду. Он не ребенок и ему бы не понравилось, если бы к нему относились как к маленькому. Оли сказал, что чувствует себя, как Люк СКэйуокер, когда узнал, что Дарт Вейдер его отец. Фионе показалось это вполне точным описанием. Все это такой колоссальный шок.

Фиона не хочет судить. Отношения это пучина «нужно» и «нельзя», разбитых сердец и нарушенных правил. Ее собственные токсичные опыты это доказывают. Например, сколько раз она узнавала, что встречается с женатым мужчиной? Ненамеренно. Она знакомилась с кем-то в приложении и они всегда поначалу говорили, что одиноки, но потом, когда у нее появлялись чувства (всегда после секса) они признавали, что женаты. Фиона помнит, как обсуждала это с Ли.

– Они не хотят прятать это. Они хотят дать тебе знать, чтобы ты поняла их уровень заинтересованности, – объяснила она.

– Или ее отсутствия, – заметила Ли, округлив глаза.

– Именно.

– Мне жаль.

– Что ж, это не твоя вина.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – промямлила Ли.

– Тебе так повезло с Марком. Может, нам его клонировать? – спросила Фиона со смешком. Ей не нравилось казаться угрюмой.

– Нет. Да. Я имею в виду, нет, нам, наверное, не стоит пытаться его клонировать, но да, мне повезло. Я это вижу. Я знаю. – Может, Фиона теперь все не так припоминала, фильтровала? Но была ли подруга растеряна, будто защищалась? Фиона помнит, как она добавила: – Но у него есть и свои недостатки.

– Дети? – охнула Фиона.

– Нет, не мальчики. Я никогда бы не назвала мальчиков недостатком. Его твердое решение, что мы не можем усыновить еще ребенка. С этим сложно справиться.

– Но у тебя и так их двое, – заметила Фиона.

Разве Ли побледнела, медленно моргнула? Фиона уверена, что да. Она не вспоминала неправильно, не переписывала историю.

– Ах, да, двое детей, – подтвердила Ли. Может, она на мгновение подумала, что Фиона знала больше?

У Ли двое детей, это на двоих больше, чем у Фионы; она должна была радоваться своей удаче. А теперь оказывается, у нее еще и два мужа. Это невероятно.

Фиона возвращается в действительность.

– Думаешь, нужно винить ее родителей? – спрашивает она.

Марк качает головой. Его восхищает преданность Ли, но он никогда не был приверженцем этой культуры психотерапии для нытиков, которая позволяет обвинить мамочку и папочку в своей собственной ненормальности. Фиона явно читает это у него на лице, потому что пытается объяснить: – Я просто хотела сказать, из того, что она мне говорила, ее отец был эмоционально холоден – черт, во всех смыслах холоден – а ее мама из кожи вон лезла, чтобы ему угодить. Или чтобы он ее заметил, что-то вроде того. Она разрывалась между двумя домами, не так ли? После их развода она…

– Послушай, может, ты и права, – нетерпеливо перебивает Марк. – Может, все можно объяснить, но ничего нельзя простить. – Он не готов ни к какому пониманию. Марк выдыхает, на его лице отображается мрачная решимость, и он печатает что-то на клавиатуре. Фиона бросает складывание постиранных вещей и усаживается на скамью рядом с ним; ей так же интересно, что интересного выдаст поиск. Пальцы Марка быстро порхают над клавиатурой. Тук, тук, тук. Марк вбивает «Дан Янсен».

– Он пятидесятичетырехлетний олимпийский конькобежец?

– Полицейские сказали, он датчанин, вряд ли его имя пишется так, – отмечает Фиона.

– Как по-твоему оно пишется?

– В имени, может, две «а». А Янсен должно быть с двумя «с». Попробуй так.

Есть несколько Даанов Янссенов, но некоторые слишком молоды, другие не живут в Лондоне; это достаточно необычное имя, чтобы быстро и легко найти нужного мужчину.