Марк внимательно разглядывает спящую Фиону. Ее переносицу, макушку, ее обычно аккуратное мелирование – приглушающее медный оттенок ее волос – начинает отрастать, виднеется кусочек седых волос. Ему это кажется трогательным. Искренним. Он замечает, что во сне она выглядит слегка встревоженной. Как жаль. Он задумывается, не имеет ли это отношения к случившемуся между ними прошлой ночью. Ему не стоило ее целовать. Или, может, стоило. Он не знает. Все размыто. Он больше понятия не имеет, что должно или не должно происходить, что делать, а что – нет. Скорее всего, ее тревога вызвана беспокойством о Ли. Или же, возможно, она живет с постоянной тревогой – о деньгах, работе, стареющих родителях, грузе нереализованных амбиций. У большинства что-то из этого есть.
Фиона проявила доброту и заботу. Отлично отнеслась к мальчикам. Она также привлекательная. Не сногсшибательная, как Ли, которая из тех редких, везучих женщин, которые становятся только красивее с возрастом. Теперь Марку немного стыдно признавать, что при знакомстве с Фионой он отметил, что она рыжая и вечно с недовольным лицом, но больше не слишком обращал на нее внимание. Про себя он прозвал ее «Свирепой Фионой». Она смягчилась с тех пор. Он не заметил, когда именно это случилось, но она будто бы обрела свой стиль и уверенность.
Наблюдение за спящим человеком, несомненно, невероятно интимный процесс, даже если этот человек просто спит рядом с вами в поезде. Рты открываются, едва слышно вырываются слова, слюна неприлично скатывается и поблескивает на подбородке. Сон это акт доверия. Он не понимает, почему Фиона так и не вышла замуж; из нее получилась бы отличная жена и мать, хотя теперь шансы стать матерью у нее невелики. Фиона ворочается, подергивается, может, она ощутила его присутствие в комнате. Он не хочет, чтобы она обнаружила его нависающим над ней, это было бы странно, поэтому он тихо выходит. Да, она милая и заботливая. Он надеется, что она останется в его жизни, хоть Ли уже из нее выбыла. Особенно поэтому.
Но стоящая перед ним задача никак не связана с Фионой.
Он спускается в метро. Оно непривычно тихое, заброшенное. Город затопило зловещее ощущение страха. Дом оказывается не таким сверкающим и размашистым, как он ожидал; он слегка отдает заброшенностью, неухоженностью, в богатых районах это лучше скрыто, еле заметно, но Марк все равно это улавливает. Вокруг никого нет, он полагает, все жители к этому времени разбежались по своим загородным домам или даже за границу. Если Лондон закроется вместе со всеми театрами, магазинами и ресторанами, он утратит свою привлекательность. Он перешагивает кучу мусора и обломков на тротуаре возле роскошного здания. Ему сразу же приходит в голову, что случилось ограбление, но, оглянувшись, он не замечает других признаков беспорядка и решает, что у кого-то порвался мусорный пакет или кто-то бездумно выбросил обломки. Ветер разносит маленькие куски гипсокартона по улице.
Войдя в здание, Марк находит консьержа, освобождающего ящики своего стола. Мужчина выглядит взволнованным и, хоть Марк не спрашивал, сообщает: – Меня отправили домой. Получил письмо от жилищного комитета. Они говорят, это из-за пандемии. Большинство жильцов уехали и это якобы безопаснее для моего здоровья. Но… – Она замолкает, втягивает губы, словно кто-то зашил ему рот. Пожимает плечами. Очевидно, он хочет сказать больше. Может, доверить какую-то проблему, или пожаловаться, словно старому другу. Марк не в настроении; абсолютно нет. – Уборщики не вышли на работу, – со вздохом добавляет консьерж. Марк оглядывает мраморный пол и замечает, что он не настолько блестящий, как можно ожидать, а бесконечные стеклянные стены усеяны отпечатками пальцев и носов людей, заглядывавших внутрь. Его это радует. Он хочет, чтобы Даан Янссен почувствовал толику безразличия. Хотя бы это. Толику. На самом деле он хочет, чтобы оно настигло его нокаутом. Марк сосредотачивается на дыхании, не позволяя ему стать слишком поверхностным и нервным, не позволяя ему казаться слишком глубоким и угрожающим. Он должен казаться нормальным. Спокойным. Хотя что это, мать его, такое? Норма. Его норма это безумие.
Он не уверен, согласится ли Янссен встретиться с ним. Но ему должно быть любопытно, не так ли? Консьерж звонит, сообщает о его появлении; к его облегчению консьерж кивает и указывает в сторону лифтов.
– Я знаю, куда идти, – грубо говорит Марк.