Двое

— Честно говоря, я не очень счастлив в своей стране. Понимаете, я люблю старину... Вы не поверите, но мне родней Индия, даже с британцами. И теперь во Франции — то же самое чувство. Мой дед был британским консулом в Ницце.

— Promenade des Anglais было тогда совсем новым, — сказала она.

— Да, но теперь состарилось. То, что строим мы, американцы, никогда красиво не старится. Крислер Билдинг, гостиницы Хилтона...

— Вы женаты? — перебила она.

Мгновенье он колебался, потом произнес:

— Да, — будто хотел быть очень-очень точным. Он вытянул руку и положил ее на зонт. Теперь он почувствовал себя увереннее: странно как-то, никогда он не разговаривал с незнакомцами так откровенно.

— Мне не следовало спрашивать вас, — она все еще следила за, своей грамматикой, поэтому показалось, что она с трудом произнесла эту фразу.

— Почему бы нет? — Он извинил ее как-то неуклюже.

— Вы так интересно рассказывали, — она слабо улыбнулась. — Захотелось спросить. Это получилось imprevu ¹.

— А вы — замужем? — Он видел кольцо на ее руке и спросил лишь затем, чтобы она не чувствовала себя неловко.

- Да.

Казалось, что теперь они знали друг о друге достаточно много, и он почувствовал, что следовало бы представиться, иначе он будет выглядеть просто невежей. Он сказал:

— Меня зовут Грейвз. Генри Грейвз.

— А я — Мари-Клэр. Мари-Клэр Дюваль.

— Сегодня был прекрасный день, — сказал Грейвз.

— Но, когда солнце садится, становится немного прохладно. — Они снова почувствовали, что ускользают друг от друга.

— У вас красивый зонт, — сказала она, и это действительно было так: ярко выделялась золотая полоска и даже с расстояния нескольких футов нетрудно было заметить выгравированную монограмму — четкая буква G, соединенная с Н или L.

— Подарок, — он произнес это с удовольствием.

— Я восхищена тем, как вы поступили с голубем. Сама я lache ².

— Я уверен, что это не так, — сказал он с доброй улыбкой.

— О, это так. Это так.

— Только в том смысле, что все мы перед чем-то трусим.

— Вы — нет, — она с благодарностью вспомнила о голубе.

— И я тоже, — ответил он, — на протяжении всего своего жизненного пути. — Ей показалось, он вот-вот начнет говорить о чем-то очень личном, и она вцепилась, словно прилипла к краю его плаща, чтобы вернуть его обратно; она и в самом деле прилипла; приподняв край плаща, она воскликнула:

— Вы где-то испачкались в свежую краску! — Хитрость удалась, он забеспокоился о ее платье, но, обследовав скамейку, они оба согласились, что скамейка здесь ни при чем.

— На моей лестнице что-то красили.

— У вас здесь дом?

— Нет, квартира на пятом этаже.

— С ascenseur ³?

— Нет, к сожалению, — он печально вздохнул. — Это очень старый дом в семнадцатом округе.

Дверь его неизвестной жизни со скрипом приотворилась, и она хотела отплатить тем же, рассказать что-нибудь из собственной жизни... но не слишком много. Она была так близка к откровению, что у нее голова закружилась.

— А моя квартира такая новая и современная! Даже тоску наводит. Двери в подъезд сами открываются, когда к ним подходишь, как в аэропорту.

Они говорили долго, и откровенность уже казалась естественной. Он узнал, как она покупает сыр на Пляс дэ ля Мадлен — для нее, из восьмого округа, рядом с авеню Георга V, это было целым путешествием. А однажды она буквально столкнулась у витрины с Танте Ивонне, женой генерала, та выбирала «Бри»⁴. А он покупает сыр на Рю дэ Токвиль, за углом своего дома.

— Вы сами?

— Да, я сам хожу в магазин, — его голос прозвучал неожиданно резко.

Она сказала:

— Прохладно стало. Я думаю, нам пора идти.

— Вы часто приходите в этот парк?

— В первый раз.

— Какое странное совпадение, — заметил он. — Я здесь тоже впервые, хотя живу совсем рядом.

— А я — довольно-таки далеко.

Они взглянули друг на друга с каким-то благоговейным страхом, будто разгадав тайну провидения. Он сказал:

— Если бы вы были свободны, может быть, вы бы согласились пообедать со мной?

От волнения она перешла на французский:

— Je suis libre, mais vous... votre femme?..⁵

— Она обедает в другом месте, — сказал он. — А ваш муж?

— Он не вернется раньше одиннадцати.

Он. предложил ей пойти в Brasserie ⁶ «Лорэн».

— Это в нескольких минутах ходьбы отсюда. — Она была рада, что он не выбрал более шикарное, более яркое и шумное место. Спокойная буржуазная обстановка brasserie внушала ей доверие. Хотя ей самой почти не хотелось есть, она с удовольствием смотрела, как развозили кислую капусту на старой удобной тележке. Эту тележку, наверно, использовали еще со времен войны. В меню было очень много названий. Они читали его долго-долго, все сильнее ощущая пугающую интимность обеда вдвоем. Когда подали заказ, они одновременно заговорили:

— Мне трудно было даже представить...

— Смешно, как это все случается в мире, — добавил он. Сам того не желая, он будто тяжелой плитой придавил этот разговор.

— Расскажите мне про своего деда, консула.

— Я никогда его не видел, — сказал он.

В парке, на скамейке, говорить было намного легче, чем здесь, на ресторанном диване.

— Почему ваш отец уехал в Америку?