Она выключила воду и стянула выцветшее полотенце со старенькой сушилки на стене. Надо бы уже спать, как-никак завтра всё ещё рабочий день, придётся держаться до конца. Стив не отстанет от неё, надо что-то делать. Сегодня с утра он зажал её около стойки для посетителей и полез щупать грудь. Мерзкий, потный, от него пахло жареным луком. Лизи изворачивалась, кусалась, кажется, ей даже удалось пнуть мерзкого начальника по яйцам, но то ли недостаточно сильно, то ли у него их попросту не было, но Стив взревел как медведь и выкрутил Лизи руки. «Не рыпайся, сука», — рычал он. Она сломала каблук, когда пиналась, но чаша весов перевешивала не в её пользу, как она ни боролась со Стивом. Он ухватил её и потащил к кабинету, и Лизи закричала. Она испугалась не на шутку, представив, как потный, мерзкий Стив задерёт её юбку и отымеет на своём грязном столе.
Никого из клиентов ещё не было в столько ранний час. Девочки за кассами отводили глаза и благодарили бога, что перст указующий пал не на них. Неизвестно, что бы случилось, но этот чудик, Артур, вдруг вошёл в банк. Решился таки, а ведь следовал за Лизи почти до самых дверей. Она уж думала, что ушёл, но нет, видимо, стоял у дверей, не решаясь войти. Может, он услышал её крик? И вот Артур зашёл, сунув руки в карманы горчичной куртки, и Стив то ли испугался, то ли что-то другое стало причиной, но он нехотя отпустил Лизи и тяжело ушёл в свой кабинет, что-то ворча себе под нос. Она одёрнула юбку и отвела взгляд в сторону. Ей было стыдно и обидно, что приходилось терпеть наглые подкаты Стива, а вот сегодня сосед застал её за актом едва не случившегося насилия. Надо увольняться.
Лизи отогнала воспоминания, закрыла дверцу шкафчика и вздрогнула. Он, Джокер, стоял за спиной и разглядывал её. Как всегда «при параде»: зелёные волосы зачёсаны назад, грим на лице. И красный костюм. Всегда одна и та же картина, вот уже три месяца Джокер не изменял своим страшным традициям.
— Здравствуй, — он всегда говорил полушёпотом. Злым шёпотом. И при этом скалился, морщил нос.
Джокер почти никогда не улыбался, а если и случались такие моменты, то и улыбка выходила недоброй, угрожающей.
Попробовать с ним поговорить? Воззвать к совести? Бесполезно. Лизи столько раз пробовала, что уже сбилась со счёта, как и неоднократно пыталась вырваться, закричать, позвать на помощь. Билась как валькирия, кусалась, царапалась. Тщетно. Это ещё больше раззадоривало Джокера, и он закрывал ей рот ладонью и делал своё дело.
— Я устала, — она и правда устала.
День выдался дерьмовый. Под стать картине за окном: сырость, морось, холод, грязь, груды мусора на каждом шагу. Беспросветную картину дополняли бесстрашные, опасные крысы, которые уже не боялись выходить на людные улицы.
— Я знаю, — ответил Джокер.
Лизи метнулась было к выходу в надежде успеть выбежать в коридор, но Джокер перехватил её и толкнул обратно к раковине. Развернул к себе спиной.
— Будь послушной девочкой.
Пальцы медленно проскользнули под юбку, собирая её складками на бёдрах. По телу пополз холодок, хотя руки у него как всегда горячие. Обычно нетерпеливый, сегодня Джокер не торопился. Приспустил трусики и надавил на спину. Лизи дёрнулась, и Джокер заломил её руку. Лизи застонала от боли и наклонилась к раковине. Раздался тихий, короткий шорох: расстегнул ширинку, устраиваясь поудобнее и расставляя ноги Лизи пошире. Она вздрогнула, когда он рывком вошёл в неё, и впилась в раковину.
Лизи закрыла глаза.
Каждый раз жёстко, всегда страстно, напористо.
Толчок. Толчок.
Полка над раковиной тихо звякает в такт. Тук-тук, это щётка в стакане.
Никто не поможет. Жизнь очень страшно пошутила над Лизи.
Толчок. Толчок.
Его горячие ладони шарят по телу, гладят. Сжимают грудь, и Лизи ахает. Неужели ей нравится это?
Он гладит её по спине, вплетает пальцы в волосы, легко и нежно гладит шею.
— Хочу видеть твои глаза, — зло шепчет и поворачивает к себе лицом.
Рывок, и усаживает на раковину. Лизи уже не сопротивляется, на неё действует чёртова таблетка, так не вовремя отнявшая волю к борьбе за право жить. Лизи ухватила Джокера за лацканы красного пиджака и притянула к себе. Ей тошно и хочется, чтобы кто-то обнял её, поцеловал, пожалел глупую девчонку. И Джокер обнимает свою Лизи, целует долго, смакуя её горькие от лекарства губы. Он подхватил её под бёдра, поудобнее. На этот раз вошёл медленно, растягивая удовольствие. И будто не было той грубости, будто не он каждый раз брал её жадно и жёстко, врываясь в жизнь Лизи как разрушающий ураган. Почему-то именно сегодня, сейчас в нём столько нерастраченной нежности: сильные, уверенные руки обнимали, мягко, заботливо гладили, он брал её лицо в свои ладони и целовал её губы, долго, с упоением, как любимую женщину, которая достойна этих поцелуев.
Лизи вздохнула в его объятиях? Всё плыло перед глазами, то рассыпалось, то вновь складывалось в странные образы.