Но странное дело, эффект от негативной публикации оказался совсем противоположным. О моем фильме заговорили. Обыватели, болтая меж собой, высказывались в том духе, что были бы не против хотя бы одним глазком взглянуть на творящуюся пошлятину. Тем более что, статьи в конкурирующих газетах были более правдивы и особенно восхваляли техническую часть картины, где люди двигались на удивление плавно. Перепало и талантом актеров, где особо выделили Ванина. В общем, к выходу картины в продажу всем салонам синематографа и к собственному прокату все было готово, а публика разогрета. Но в самый последний момент пришел запрет на показ и продажу картины от отдела охранки заведующего цензурным надзором. До выяснения всех обстоятельств. И это была катастрофа. Все договоренности рушились, а деньги, что были авансом получены за будущие продажи копий, возвращены. На следующий день я навестил охранное отделение, где поимел унылую беседу со скучным жандармом. Убеждал его, доказывал, объяснял, но все было бессмысленно. Стандартная фраза «надо проверить» рушила все мои доводы. И потому, я решил устроить второй закрытый показ моей картины, но на этот раз специально для охранного отделения. И тут мне пошли навстречу. Дали неделю на подготовку, сообщив дополнительно, что церковь, обеспокоенная негативным отзывом, тоже желает оценить мое творение. Что ж, церковь ныне сращена с государством, по сути, являясь фундаментом общества. Игнорировать ее требования было просто нельзя. Любое ее недовольство могло сказаться на наших успехах. А потому, за эту неделю я еще раз перекроил картину, досняв и добавив несколько минут специально для церковников. Надеюсь, проскочит.
В том же зале синематографа, на той же аппаратуре я показывал «Два сердца и крепкий кулак» высокой публике. Не более десяти человек в высоких чинах и санах сидели на жестких стульях и с придыханием смотрели на экран. Целый час неотрывно шевелили губами, читая диалоги, и блестели глазами, наблюдая за разворачивающимся лихим действом. Вместо тапера я поставил подходящую пластинку. И вот, когда мелькнули финальные титры и зажегся свет, самый старший из жандармских чинов, повернул голову к своему соседу и громко спросил:
— Ну, как вам, ваше преосвященство? Что скажете?
У священника, мне стыдно признаться, я даже не знал сана — так и обращался к нему «ваше преосвященство». Он глубокомысленно прочистил горло кашлем и ладонью огладил шикарную, по форме напоминающую совковую лопату и черную как смоль бороду. Поправил на груди массивный золотой крест и хорошо поставленным голосом выдал:
— Синема, конечно, увлекательная…, — я воспрял было духом, но следующая его фраза меня сразила наповал, — но показывать такое людям нельзя. Срамота… М-да…
— Вот и я смотрю — срамота, — охотно поддакнул ему жандарм. — Девки полуголые бегают, целуются почем зря.
— Во-во, — чинно кивнул головой церковник. — Из дому девка убежала, родительского благословения не испросила. А почему ни разу не была показана служба в церкви? Непорядок.
— Вот и я говорю — непорядок, — снова вставил жандармский чин. — Это что же получается, теперь всем бабам из дома можно убегать?
— Во-во, — многозначительно поддакнул «его преосвященство», уничтожая меня надменным взглядом. — А этот ваш негодяй… Он что же перед своим лихим делом к богу вздумал обращаться, помощи его просить? Пред иконой колени склоняет?
— Вот и говорю — нельзя показывать такое людям.
Они меня размазали. Вдвоем, поддакивая друг друга как влюбленные голубки, разбирали мою картину по кусочкам, находя в ней все новые и новые недостатки. Я даже не знаю, чем заслужил такую неприязнь. С моей точки зрения картина была верхом целомудрия, никакой обнаженки. Ну да, было несколько секунд чуть-чуть сверкнувшего плеча Насти Ивановой, но и только. Это же не повод… И что делать совершенно не понятно…
— Господа, ваше преосвященство, — подал голос я, не давая обсуждению дойти до крайней степени. — Предлагаю всем присутствующим подкрепиться. Не гоже обсуждать такое непростое дело на голодный желудок.
И жандармский чин вопросительно посмотрел на своего собеседника и тот едва заметно кивнул.
— Ну что ж, подкрепиться не помешает, — ответил он за всех присутствующих.
И опять «шведский стол» только на этот раз народу было существенно меньше, а закуски и выпивки больше. На алкоголь была моя надежда, может быть он как-то размягчит спевшуюся парочку. И Шустовский коньяк, о котором в последнее время было немало разговоров, должен был сыграть в этом деле главную роль. Коньяк ведь и в самом деле был так хорош, как о нем говорили, не зря же французы не так давно присудили ему Гран-При на своей выставке и разрешили именоваться именно коньяком, а не бренди, как было до недавнего момента. У меня для этого дела закуплено пару ящиков этого замечательного напитка.