Двое из будущего

Москва меня встретила ласковым теплым ветром и красивым золотым листопадом. Солнце приятно грело мой затылок, ветер нежно облизывал бритые щеки. Опавшие листья с тихим шелестом перекатывались по широкой мостовой и попадали по ноги спешащим прохожим, где и находили свою окончательную погибель, с негромким шепотом ломаясь и истираясь в пыль. Дождя здесь давно не было, ветер иногда веселым вихрем вальса поднимал вверх иссушенную пыль и мелкие умершие листочки акаций и бросал их в лицо случайных прохожих, пытаясь поделиться с ними своим хорошим настроением. Но люди не понимали его желания — они отворачивались он озорного вихря, плевались от попавшего в рот мусора и стремились поскорее пройти мимо. Ветер не обижался на них, продолжал сам с собою играть опавшей листвой, гонять её по длинным улицам и подкидывать раз за разом вверх, устраивая собственный праздник листопада. Это было красиво.

Я не без труда отыскал в Москве нужное мне отделение Русско-Азиатского банка. Здание с высокими светлыми окнами, на втором и третьем этажах которого были жилые квартиры, стояло на углу улицы, и я прошел бы мимо, если б случайно не заметил неброскую рекламку, приглашавшую горожан кредитоваться. Ни швейцара на входе, ни вывески гласившей, что здесь располагается отделение банка… И лишь зайдя внутрь, я понял, что в этом отделении с населением не работают. Здесь не было общепринятых залов, в котором за стойками должны сидеть мужчины-клерки, не было мест, где можно было присесть или настрочить на бумаге поручение. Было лишь небольшое фойе с гардеробной и длинный коридор с многочисленными кабинетами.

А швейцар обнаружился внутри. Уже пожилой мужчина с седыми пышными бакенбардами склонился, приветствуя меня, и густым басом вежливо спросил:

— Что угодно господину?

Я осмотрелся. В фойе было богато — позолоченная лепнина на потолках, широкие ковры с глубоким ворсом на полах, кожаные диваны, зеркала до потолка и люстра, с электрическим освещением. Шик!

— Мне необходимо увидеть Андрея Григорьевича Моллера. Он здесь?

— Да, — склонил голову швейцар. — Андрей Григорьевич здесь. Вы по какому вопросу?

— Передайте ему, что я от Голубина Ивана Николаевича. У меня к нему письмо.

— Хорошо. Ожидайте, — и широким жестом он пригласил меня утонуть в мягком кожаном диване. Что я и не замедлил с удовольствием сделать, положив рядом с собой кожаный портфель с которым я и приехал в Москву.

Минут через десять в фойе вышел мужчина средних лет, в черном деловом костюме, в канцелярских нарукавниках от чернильных пятен. Он внимательно посмотрел на меня поверх золотой оправы круглых очков и спросил:

— Вы от Ивана Николаевича? Да?

— Да, я, — ответил я, вставая и протягивая руку для знакомства. — Рыбалко Василий Иванович.

— Очень рад, — охотно пожал мою руку Моллер. — Ну-с? Мне сказали, что у вас для меня письмо?

— Да, конечно, — я вытащил запечатанный конверт из внутреннего кармана пиджака и протянул его клерку. Тот с готовностью его вырвал, как будто давно ожидал весточки от старого знакомого, с нетерпением вскрыл и жадно погрузился в чтение, поглощая глазами строчку за строчкой, наплевав на вежливое со мной обхождение. Когда коротенькое письмо было прочитано и сложено, господин Моллер, словно извиняясь, развел руками:

— Вы уж простите меня э…, Василий Иванович. Я думал, что вы обычный курьер или нарочный.

— Да ладно, чего уж там, — отмахнулся я. — Бывает…

— Как там поживает Иван Николаевич, не хворает?

— Жалуется, что здоровье донимает. Поэтому и ушел с поста управляющего.

— Ах, какая жалость, — сокрушенно ответил господин Моллер. — Надо бы мне его навестить.

— Всенепременно. Он зазывает вас с супругой в гости на Рождество.

— Непременно приеду, непременно. Сегодня же напишу ему письмо и сообщу об этом. Ну да ладно об этом. Из письма Ивана Николаевича я понял, что у вас ко мне какое-то важное дело? И он настоятельно просил меня уделить вам мое время.

— Да это так, — кивнул я, подтверждая.

— Тогда, Василий Иванович, пройдемте в мой кабинет.

Кабинет у Андрея Григорьевича был обставлен не хуже чем фойе. Те же зеркала в потолок, ковры, приглушающие шаги и дорогая английская мебель. А телефонный аппарат на стене подчеркивал нетривиальное положение хозяина кабинета.

Меня пригласили присесть за стол, что я и сделал, приземлив свой зад на мягкий стул неизвестного английского мастера.

— Ну-с? Слушаю вас… — произнес Моллер, скрещивая руки на массивной лакированной столешнице. Взгляд у него был требовательный и жесткий — взгляд человека привыкшего руководить, руководить жестко, без компромиссов и послаблений. Я на секунду растерялся.

— Даже не знаю, как начать, — прочистив горло сдержанным кашлем, сказал я.

— Давайте с сути, — помог мне Моллер, — прелюдию оставим на потом. Итак?

— Итак, Андрей Григорьевич, — подаваясь вперед и перехватывая его жесткий взгляд своим, начал я, — я хочу вам предложить работу в качестве управляющего банка. Иван Николаевич мне вас очень рекомендовал.