Двое могут хранить секрет

Понедельник, 7 октября

Сценарий мне известен. Я знакома с ним по бесчисленным книжкам и десятки раз видела подобные сюжеты в телефильмах. Всю неделю в глубине души я знала, что этим, вероятно, и закончится.

Чего я не понимаю, так это того, почему я так ужасно себя чувствую.

По крайней мере я не одна. В понедельник днем, через шесть часов после того, как полиция Хантсберга нашла Брук, Эзра и Малкольм сидят со мной в гостиной. Никто из нас в школу сегодня не пошел, хотя день Малкольма был более насыщен событиями, чем наш. Он приехал час назад, в синяках и ссадинах. Бабуля каждые пятнадцать минут приносит ему свежие пакеты со льдом.

Мы сидим на неудобной мебели и смотрим новости на «Канале 5». Мели Дингласа стоит на центральной площади Эхо-Риджа, темные волосы хлещут ее по лицу, а позади нее раскачиваются на ветру ветки с пожелтевшими листьями.

Она говорит не останавливаясь с того момента, как мы включили телевизор, но до сознания доходят лишь отдельные фразы: «…мертва больше недели… по неподтвержденным данным это убийство… еще одно вызывающее послание было обнаружено сегодня утром рядом со школой Эхо-Риджа…»

– Отличный выбор момента, Кэтрин, – бормочет Эзра.

Малкольм сидит рядом со мной на диване. Его подбородок в кровоподтеках и опух, на костяшках пальцев правой руки свежие ссадины, и он морщится при каждом движении.

– На этот раз кто-то должен ответить, – негромко, гневно произносит он.

Я беру Малкольма за неповрежденную руку. Кожа у него теплая, и он без колебаний сжимает мои пальцы. На пару секунд я испытываю облегчение, пока не вспоминаю, что Брук мертва.

Я вижу ее каждый раз, когда закрываю глаза. За работой в тире на «Ферме страха», пытающуюся противостоять Вэнсу. С грустным и озабоченным видом идущую по коридорам школы Эхо-Риджа. Пошатывающуюся и сбивчиво говорящую по дороге из офиса «Фермы страха» в ночь своего исчезновения. Нужно было нажать на нее, чтобы выведать, что ее тревожит. У меня была возможность изменить ход той ночи, но я ее упустила.

Когда на телефоне высвечивается знакомый калифорнийский номер, сначала я не беру трубку. Потом думаю – какого черта. День и так испорчен, куда уж хуже!

– Привет, Сейди, – безжизненно произношу я.

– О, Эллери. Я видела новости. Я так, так сочувствую тебе из-за твоей подруги. И я видела… – Она молчит, потом продолжает дрожащим голосом: – Я видела твое сообщение в почте. Сначала я ничего не поняла, а потом приблизила изображение и прочитала… его имя на форме.

– Ты сначала подумала, что это Эзра? Потому что я уверена, так и было. – Я удивлена, что, несмотря на страшную печаль из-за смерти Брук, я все еще способна испытывать подспудную злость к своей матери. – Как ты могла нам не сказать? Как могла позволить нам семнадцать лет жить с ложью и думать, что наш отец – чертов каскадер Хосе?

Я не тружусь говорить тихо. Все присутствующие в комнате знают, что происходит.

– Это была не совсем ложь, – оправдывается Сейди. – Я не была уверена, Эллери. Каскадер был. И, ну… Габриэль Родригес тоже был, немного позже. – Она говорит совсем тихо. – Я совершила громадную ошибку, переспав с женатым мужчиной. Мне не следовало туда приезжать.

– Да, ему тоже. – Я нисколько не сочувствую мужчине на фотографии. Я не готова признать его своим отцом. Я ничего к нему не чувствую. Кроме того, соблюдение брачных обетов было его задачей. – Но ты-то зачем это сделала?

– Я была не в себе. Мой отец умер, воспоминания о Саре, и я просто… сделала неверный выбор. Затем срок беременности больше совпал с… э… другой ситуацией, и убедила себя, что это правда, и поэтому… я заставила себя говорить, что так и есть.

– Как? – Я смотрю на Эзру, который сидит, уставившись в пол и ничем не выдавая, что слышит мои слова. – Как ты смогла убедить себя в этом, когда – еще раз, как его звали? Габриэль? – был одно лицо с Эзрой?

– Я не помню, как он выглядел, – говорит Сейди, и я насмешливо и недоверчиво фыркаю. – Я не шучу. Я уже говорила тебе, что пила все похороны не просыхая.

– Ладно. Но ты же понимала, нельзя исключать и его, правильно? Поэтому ты ушла от ответа, когда я упомянула офицера Родригеса.

– Я… Ну, да. Меня это встревожило, – признается она.

– Значит, ты солгала, чтобы скрыть это. Ты сочинила историю о том, как вел себя офицер Родригес на похоронах Лейси, и заставила меня заподозрить его.

– Что? – В голосе Сейди звучит неподдельное изумление. – Почему это заставило тебя заподозрить его? Заподозрить в чем?

– Это не важно! – рявкаю я. – Важно то, что я заподозрила, а потом не попросила его о помощи, когда должна была, и теперь Брук мертва, и может быть… – Я замолкаю, вся злость вдруг улетучивается, когда я вспоминаю, что целые выходные никому не говорила, что мы обнаружили в макулатуре с «Фермы страха». Хранила чужую тайну. Какова мать, такова и дочь. – Может быть, из-за меня все сделалось еще хуже.