Женщина еще больше нахмурилась и, начертив тремя пальцами какой-то знак в воздухе, подошла помочь, показать, что требуется. Но Лея отошла, закрываясь, выставив руки, пытаясь объяснить, что сама. Она схватила наряд и, прикрываясь им, скинула свое платье, надеясь, что длинные густые волосы скроют от недобрых глаз ее тайну. А вот со шнуровкой без помощи не справиться – женщина, сообразив это, опасливо подошла и затянула так, что Лея сдавленно ахнула. Как в этом можно дышать?! Потом ей надели на ноги мягкие сапожки из телячьей кожи, находившиеся в том же свертке, и в руках работницы блеснул гребень. Но она не спешила им воспользоваться, отчего-то чураясь прикасаться к серебристым локонам. Лею это устраивало. Она сама протянула руку, приняв гребешок. Под зачарованный взгляд женщины она водила им по волосам, пока пряди мерцающим водопадом не легли на выступавшую из квадратного выреза грудь. Лея развела руками, безмолвно спрашивая, довольно ли прихорашиваться? Женщина моргнула, словно только вышла из чародейского сна, и, настороженно кивнув, поспешила из комнаты.
Лея всё-таки опустилась на стул, без сил, пряча лицо в ладонях. Это гиблое место и хмурые, отравленные безнадежностью люди высасывали из нее жизненные соки. Дар предвидения обязывал тонко чувствовать людскую сущность, ауру мест, слышать шёпот природы, с которой Лея была тесно связана по праву рождения. Это всё выматывало, но поддавалось самоконтролю. Спокойствие, отрешенность, хладнокровие – ее помощники, но откуда взяться покою, когда внутри страх, боль, беспомощность. Где Алекс? Что с ним? А если они убили его?
Дверь снова открылась – на пороге была уже другая женщина, моложе. В руках поднос со снедью. Она поставила его на тюфяк, поскольку стол отсутствовал и, бросая на Лею любопытные, но осторожные взгляды, попятилась к выходу.
Лея к еде не притронулась. Ей кусок в горло не лез – страх за Алекса разъедал изнутри. Если они убили его, то и она умрет. Сначала душой, затем телом. Но было бы лукавством не признать, что за свою участь она боялась не меньше: в глазах старца в темном балахоне отражалось безумие, которое встречалось у жрецов Акады. И оно находило отклик у того, другого, который приказал доставить ее сюда. Молодой, не сказать, что неприятный, но взгляд человека, чей рассудок страдает. И Лея боялась этого, как и неизвестности. Чего он хочет от нее? Возможно, это только отсрочка перед неизбежными пытками и смертью. Возможно, дополнение к ним: сначала насилие над ее телом и духом, затем остальное. Видения, кроме того, в котором Алекса утащили в темницу, больше не посещали Лею, но предчувствия были недобрыми. И женщина, гонимая этими людьми, искавшая защиты у них с Алексом, подтверждала это.
Время текло медленно. Казалось, Лея целую вечность просидела одна в темноте. Редкий свет звезд, попадавший через решетку, не освещал, но хотя бы разбавлял кромешную тьму, клубившуюся в углах. Дверь открылась неожиданно – Лея, погрязшая в отчаянии, встрепенулась.
На этот раз в дверях показался мужчина – стражник. Он сделал знак ступать вперед – она подчинилась. Лучше так, чем неизвестность и напряженное ожидание. Возможно, она сможет узнать участь Алекса и как-то помочь ему. Если это будет в ее силах, она всё сделает! Лея верила в свой дар. Верила в знаки. Она всегда следовала за ними, и они не подводили ее. Значит, их с Алексом будущее еще случится!
Они прошли в другую часть замка: здесь было теплее и уютней. Стены украшены расписанными по ткани картинами: битвы, люди, сады и дворцы. Добротная, натертая до блеска мебель и большие восковые свечи в шандалах. Стражник велел остановиться возле одной из дверей и, коротко постучав, открыл ее, но входить не стал – Лея сделала это одна.
–
Лея молчала. Он слабо улыбнулся, приблизился, остановившись на расстоянии вытянутой руки, и коснулся серебристого локона, лежавшего у нее на груди. Лея отпрянула, показывая, что не желает его внимания. Мужчина не смутился и не разозлился, наоборот, выглядел довольным ее реакцией.
–
– Лея, – ответила она, расценив эти звуки как имя.
–
– Эдмонд, – повторила она.
Молодой граф снова улыбнулся. У девушки был чудесный мягкий голос, ангельская красота и кроткий нрав. Такой образ рисовало его воображение, когда он еще мечтал о любви. Потом, будучи при дворе, узнал, что женщины порочны и лживы, но перед ним стояла не такая.