Двое. После

Мы приезжаем к Булату в квартиру, в ту самую, где я провела почти четыре месяца своей жизни. Трепетное предвкушение, не покидающее меня всю дорогу, стихает, замещаясь робостью и волнением. Мне предстоит вновь подняться по тем же ступеням, вдохнуть запах дерева и лаванды, ставший неотъемлемой части моей жизни «До», окунуться в лучшие и худшие из моих воспоминаний, когда я была другой. Его содержанкой, продавшей себя в обмен на красивую жизнь. Почему я вообще думаю об этом? Сейчас все иначе. Мне не нужны его деньги, мне есть, где жить. Я здесь, потому что разрешила себе чувствовать.

За столом охраны сидит незнакомый мне мужчина с очках, но сейчас я, пожалуй, рада, что нет Михаила. Ему не нужно знать, какая я легкомысленная, что, не думая, перешагнула через свое настоящее, ради возможности провести время с ним. Михаил бы не стал меня осуждать, но наверняка бы волновался. Может быть, я как-нибудь расскажу ему об этом сама. Позже, когда буду готова. 

Булат пропускает меня в квартиру первой. Я замираю на пороге и неосознанно задерживаю дыхание. Полтора года прошло. Вдруг изменился запах: вместо лаванды витает аромат женских духов, на подоконниках появились цветы, а на полках в ванной — баночки с кремами.

Голос Булата, раздавшийся над головой, заставляет меня вздрогнуть.

—Почему застыла?

Отмерев, я берусь за пуговицу пальто и осторожно вбираю носом воздух. Туалетной водой не пахнет, как впрочем, и лавандой. Только застоявшейся чистотой и деревом.

Булат помогает мне снимать пальто, и по коже мгновенно разбегаются мурашки, оттого что его пальцы задевают плечи. Я же хотела приехать сюда, так почему сейчас чувствую себя так скованно?

Он терпеливо ждет, пока я избавлюсь от сапог и, угадывая мою нерешительность, подталкивает меня ладонью по направлению к гостиной. 

— Чай, кофе? Вино не предлагаю. 

Я издаю смущенный смешок и мотаю головой. 

— Нет, спасибо.

Может, зря я отказалась? По-крайней мере, было бы, чем занять руки.

— Тогда располагайся. Я сейчас подойду.

Тепло его руки освобождает поясницу, оставляя меня стоять на пороге гостиной. Слышатся удаляющиеся шаги, глухой стук распахнувшейся двери — Булат вошел в спальню. Воображение дорисовывает его действия: он снимает пиджак, бросает его в кресло, идет мыть руки. Примет душ?

Я оглядываюсь. Все тот же диван, журнальный стол без единой пылинки, черное окно плазмы. На окнах шторы, которых я раньше не видела. Новых вещей нет. Мой взгляд падает на телевизионный пульт, и я, не раздумывая, им щелкаю. Голос ведущего новостей разрушает стерильную тишину, и мое волнение немного стихает. Можно выбрать фильм, сесть на диван, подобрать ноги. Это ведь нормально — двоим смотреть кино? 

Но вместо этого я возвращаю пульт на журнальный стол и подхожу к окну. Белый свет уличных фонарей освещает мини-парк внутри двора, пляшет бликами на глянцевых крышах дорогих иномарок. Будто и впрямь ничего не изменилось.

То, что Булат появился в гостиной, я чувствую кожей. По спине прокатывается волнительный озноб, но я продолжаю смотреть в окно. Я не хочу ничего решать. Хочу, чтобы он.

Он подходит сзади: я знаю это по обволакивающему запаху, по тому, что позвоночнику становится горячо. Телевизионная болтовня стихает, заглушаемая нарастающим биением сердца. Я шумно выдыхаю, когда ладонь Булата ложится между лопаток и, надавив, тянется выше. Забирается под волосы, собственнически обхватывает шею, ощупывает позвонки большим пальцем. Я закрываю глаза, запечатывая вспыхнувшее вожделение, кусаю губу. Всего секунда, всего один жест — и я в его власти. Слабая, податливая, готовая принимать и отдавать.

Ладонь на моей шее сжимается, тянет назад. Мое тело вспыхивает, счастливо приветствуя новое столкновение: то, что лопатки вжимаются в горячую грудь, а ягодицы ощущают эрекцию. 

Булат обхватывает мою грудь: задирает лифчик прямо через ткань платья, безошибочно находит соски и сдавливает их в ладонях. Бесстыдство возбуждения сшибает меня с ног: я откидываю голову ему на плечо, перестаю контролировать вырывающиеся из меня звуки.

Колкость щетины трется о скулу, спускается к шее, жадные ласки груди отстреливают в промежность током. Я сама задираю подол платья и тяну его вверх, сама же избавляюсь от бюстгальтера. 

Мне приходится сдерживаться, чтобы не умолять его продолжать меня трогать. Булат трогает: перекатывает соски между пальцами, ощупывает ребра, живот, спускается ладонью под резинку колготок.

— Похудела, — раздается хриплый шепот мне в ухо. Рывок — и колготки сползают с бедер.

Я стараюсь не думать, что не принимала душ, и что белье на мне совсем не подходящее случаю — простое и хлопковое. Отвожу руку назад, нащупываю ремень, спускаюсь ниже, туда, где возбужденный член натягивает ткань брюк, глажу.

Во рту становится влажно, а грудь и низ живота затопляет обжигающая эйфория — Булат сдавливает мой подбородок и целует меня: как и всегда, требовательно, глубоко, заполняя рот слюной.