Потом всё более или менее вошло в колею, у Памелы появился смысл жизни. Полгода она копила деньги, чтобы взять сутки (иногда даже двое!) отпуска и уехать к сыну. Это были очень счастливые дни...
Но потом Рексу исполнилось восемнадцать, и он внезапно оказался очень похож на отца - тот же взгляд, та же улыбка, то же несгибаемое упрямство. Из интерната он отправился на военные курсы и уехал еще дальше. Так далеко, что Пэм, хоть год она копи, не могла туда добраться. Впрочем, она была счастлива надеждой: у сына всё сложится лучше, чем у родителей.
Первой весточкой об этих замечательных переменах стал коммуникатор, который однажды принес курьер. Недорогой, явно купленный с рук аппарат, простенький и пошарпанный, но
Пэм ошиблась. Она вообще была никудышным прогнозистом. Три года назад Рекс приехал домой. Пэм переживала очередной тоскливый вечер, когда в дверь постучали, и на пороге стоял ее сын. Ее взрослый, такой красивый, похожий на отца сын.
Следующие пять дней Памела жила в раю. Эти дни она вспоминала каждый вечер. Рекс принес огромную сумку еды,
Сперва Пэм напугалась - откуда у него столько денег? Потом успокоилась - от сына исходила непоколебимая уверенность в себе и в том, что он делает. К тому же, это ведь был
Уезжая, сын оставил ей денег. Она даже не знала, сколько их там, на карточке, догадывалась только, что много. На них можно было снять жилье получше, можно было купить хорошей еды... Рекс так и велел поступить, и мать даже покивала, соглашаясь и плача от благодарности. Но когда сын уехал, тут же спрятала карточку за спинку дивана - к коммуникатору, о существовании которого до сих пор никто не знал, даже подруги на работе.
Пэм привыкла к своей тесной комнатушке, в которой прожила всю жизнь, привыкла к сублиматам, она вообще не понимала, как можно тратить огромные деньги на еду, пусть даже и такую вкусную. А самое главное, Пэм привыкла работать. Двенадцать часов в день ежедневно. Потому что после работы Пэм ждало только унылое одиночество - тесная, но при этом слишком большая для одного человека комната, диван, телевизор и тишина. Тишина, с которой она мирилась лишь потому, что иногда ее нарушал негромкий сигнал коммуникатора. Пэм прислушивалась к тишине, ждала. И это ожидание стало частью ее одинокого и уже бессмысленного существования.
Пожилая женщина сорока трех лет от роду, сутуловатая, с натруженными руками, некогда привлекательным, но теперь осунувшимся лицом, с густой сединой в волосах, она казалась себе зыбкой тенью, отголоском жизни, которая лишь промелькнула перед глазами и уже клонилась к закату.
- Пэм? Пэ-э-эм? Ты долго так стоять будешь?
Памела вздрогнула и закрыла дверцу шкафчика.
- А? - обернулась она к уже переодевшейся сослуживице. - Что?
- Чего ты в шкаф таращишься? - спросила Соня - грузная сорокачетырехлетняя коллега Пэм. - Может, пойдешь сегодня со мной? Посидишь, послушаешь Преподобного... Он дело говорит, и на душе легче становится. После него лучше даже, чем после шоу "Корпорация любит нас".
- Нет, - слегка передернулась Памела. - Не хочу.
- Ну и зря, - сказала с упреком Соня. - Всё дом да работа, работа да дом. Даже телевизор не смотришь почти. Потому и такая грустная все время. А надо выходить куда-нибудь.
Памела упрямо повторила:
- Не хочу.
Соня уже года три ходила на проповеди Преподобного Мэддока, который вещал о величии и бессмертии Корпоративного Духа, о его спасительной силе и прочем таком. Собственно, раньше Соня и Пэм дружили, пока увлечение Сони Корпоративным Духом не переросло в религиозный фанатизм - она стала носить с собой просветительские брошюрки с фальшиво улыбающимися людьми на обложках, купила логотип "Виндзора" на цепочке, бормотала молитвы перед началом рабочего дня и после его окончания...