Двое (Сборник)

Тут я понял, что маленького, мечтательного, учтивого Снежкова можно бояться. Боцман Дыбин, например, теперь явно робел в его присутствии.

Ну и глыба был этот боцман! Грузный и сильный, как медведь. Прежде грохот и лязг раздавались по всем отсекам от его шагов и могучего голоса, а теперь, встречаясь со Снежковым, он начинал ступать неслышно, жался к стенам и втягивал голову в плечи. Впрочем, настоящего страха не было в маленьких добрых его глазах. Было скорее опасение спугнуть что-то важное, что происходило в его командире.

— Хотите послушать? — предложил мне вдруг Митрохин, заметив, как внимательно я слежу за ним.

Он снял с себя наушники, протянул их мне, и я надел их.

Я заслушался. Какими странными шелестами, вздохами, шепотами полна морская глубина! То повышаясь, то понижаясь, словно пульсируя, они сливались в неясную таинственную мелодию.

Я неохотно отдал наушники Митрохину.

— Ну, что? — спросил его Снежков.

Митрохин покачал головой.

Я уже давно понял, что их заботит. Несколько часов назад наши самолеты заметили в море караван немецких кораблей. Наша лодка должна была перехватить их в пути и атаковать. По вычислениям штурмана Гусейнова, корабли эти должны были теперь находиться в том самом месте, где находились мы.

— Они где-то тут, — говорил Гусейнов, и смуглое лицо его бледнело от волнения.

— Их тут нет, — говорил Митрохин. — Транспорт в шесть тысяч тонн и три сторожевых катера — неужели я не услышал бы шума их винтов?

— Посмотрим, — сказал Снежков и приказал поднять лодку на перископную глубину.

Лодка поднялась, но осталась под водой, и только перископ вынырнул на поверхность.

Снежков прильнул глазами к стеклышку перископа. Гусейнов стоял у него за спиной, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.

— Неужели не видите? — спрашивал он.

— Не вижу, — говорил Снежков.

— Они должны быть здесь.

— Посмотрите сами.

Гусейноз долго смотрел, но тоже ничего не видел.

— Я услышал бы, — повторил Митрохин.

Гусейнов поглядел па Митрохина так, словно тот был виноват, что немецкого каравана здесь не оказалось. Он был горячий и упрямый человек, этот Гусейнов. Но ничего не сказал, а отошел к своим картам и зашелестел ими.

Я тоже посмотрел в перископ и увидел только волны, бесконечные, нестройные, зеленого бутылочного цвета…

Гусейнов, торопясь и волнуясь, показывал Снежкову свои карты, на которые он наносил путь лодки. Это были морские карты, не похожие на наши сухопутные — море на них испещрено множеством обозначений, а суша изображена в виде пустых белых пятен. На карту были нанесены Гусейновым два пути: путь нашей лодки и предполагаемый путь вражеского каравана. Оба пути скрещивались в том месте, где мы сейчас находились.

Гусейнов, блестя глазами и повышая голос, доказывал, что в его вычислениях нет ошибки.

— Конечно, ошибки нет, — сказал Снежков и положил маленькую свою ладонь на большую руку Гусейнова.

— Куда же они делись?

— Они переменили курс.

И Снежков, черкнув карандашом по карте, показал, как немецкий караван, внезапно изменив курс, пошел по хорошо охраняемым протокам между шхерами в свой порт.

Гусейнов замолчал. Митрохин снял наушники, повернул к нам костлявое внимательное лицо и тоже молчал. Молчал и Снежков.

— Надо возвращаться, — угрюмо сказал наконец Гусейнов и свернул свои карты в трубку.

— Нет, — тихо проговорил Снежков.

— Куда же? .. — начал было Гусейнов, но вдруг осекся, словно ему не хватило дыхания.

И я понял, что он догадался о том же самом, о чем догадался и я. И по глазам Митрохина увидел, что он тоже догадался.

— К ним в порт? — быстрым шепотом спросил Гусейнов.

Снежков кивнул.

— Пойдем к ним в гости, а? — Он обернулся к боцману Дыбину, стоявшему у него за спиной.

Боцман неуклюже шарахнулся, шевельнул свою огромную тень на стене отсека, но ответил твердо:

— Пойдем, товарищ капитан-лейтенант.

3

Мы шли на перископной глубине. Снежков стоял у перископа, а Гусейнов отмечал наш извилистый путь на своей карте.

К порту можно было подойти разными путями: и слева от шхер, и справа от шхер, и между шхерами.

Снежков выбрал не тот путь, которым шел вражеский караван, а другой. Он хотел не догонять его, а выйти ему навстречу, и мы лавировали среди укрепленных неприятельских островков. Берега наползали на нас с обеих сторон, проход становился все уже.

— На встречном курсе слышу шум винтов, — сказал вдруг Митрохин.

— Сколько кораблей? — спросил Снежков, не отрываясь от перископа.

— Один.

— Вижу, — сказал Снежков. — Сторожевой катер. — И приказал: — Срочное погружение!

Лодка погрузилась.

Митрохин поднял глаза к потолку, и я понял, что он слышит, как катер приближается к нам. Катер уже почти над нами. Вот уже без всяких наушников слышно ленивое шлепанье его винтов.

— Успел он заметить наш перископ? — шепотом спросил Гусейнов.

— Увидим, — сказал Снежков. — Если будет бомбить, значит, успел заметить.

Шлепанье винтов по воде все тише, тише. Вот их опять слышит один Митрохин.

— Ушел, — проговорил он.

— Это охрана порта, — сказал Снежков. — Они нас прозевали.