Двое (СИ)

— Ты забыл про покрытых мхом ворчливых старушек-экскурсоводов, — подсказал я. Он согласно покивал головой, а я снова рассмеялся. — Ромка, ты как с луны свалился. Хочешь, я отведу тебя в такой музей, от которого ты будешь без ума?

— Хочу, но мне, как ты уже догадался, сложно угодить, — недоверчиво хмыкнул он.

— Посмотрим, — вывернулся из-под него я, — но вечернее развлечение все равно с тебя, понял?

— Понял, — снова тяжело вздохнул Ромка и пошел одеваться.

…

Мужики — вечные дети, как нас ни крути, и чем старше, тем детства в душе и в голове больше. Мы с Ромкой оказались потерянными для общества, едва ступили на порог московского музея ретро автомобилей, и если я хоть иногда выныривал на поверхность, то Ромка утонул в старинных и не очень машинах с головой. Поначалу мы просто глазели, а потом я подкупил охрану, и они позволили нам залезть во все без исключения авто, в том числе начала 20го века. И тут у Ромки окончательно сорвало крышу. Он фоткал салоны, рычаги переключения передач и даже приборные доски. Забирался под капот и рассказывал про двигатели и внутренности древних монстров с таким упоением, что собрал целую толпу слушателей. Он светился, как лампочка, когда ему задавали вопросы, и радовался, как ребенок, когда я выцыганил у работников музея телефон директора, чтобы поговорить с ним на предмет подкупа и катания нас любимых по Садовому кольцу на черном Кадиллаке 1930 года выпуска.

Директор передо мной не устоял, но по Садовому кольцу кататься не разрешил, так что мы навернули приличный круг по улочкам прилегающего района, собирая завистливые взгляды всех без исключения горожан, с чистой совестью сдали грязное авто охране, пересели в финик… и тут Ромка пришел в себя и вспомнил, что мое развлечение кончилось, и теперь настал его черед нас развлекать.

— Черт, время почти семь вечера, — спохватился он и принялся кому-то названивать.

Я насторожился и прислушался.

— Какой? О, пойдет. Мне зачем? Любовь всей моей жизни выгулять надо, а то скучает, понимаешь.

Я отвесил Ромке подзатыльник за «выгулять», но он сделал страшные глаза, и я послушно присмирел. Интересно же, куда его фантазия нас заведет.

— Едем в центр, — скомандовал Ромка пару минут спустя, убирая телефон в карман.

— Зачем?

— Не скажу, потом сюрприз будет.

…

— Ха-ха-ха-ха! — давился смехом я, сдавая Ромкино пальто и свою куртку в гардероб Московской оперетты. — Ромка, блин, ну ты даешь! Извращенец!

— Хватит ржать! Директор театра, мой старый знакомый, подкинул пару билетов, — оправдывался лось. — Их, между прочим, так просто не достать! И потом, я хотел тебя удивить, это раз, и театр — это развлечение, два! Скажи спасибо, что в оперу не повел.

— Спасибо, — передернулся от ужаса я. — Терпеть ее не могу! Мне этого добра в музыкалке хватило.

— Ты закончил музыкальную школу? — удивился Ромка.

Я кивнул:

— Фортепиано.

Он сжал мое плечо и как-то странно улыбнулся:

— Никто и никогда не узнает всех твоих талантов, Серж. Ты, как ящик Пандоры, и я рад, что ты достался мне.

— Вот спасибо, откомплиментил, — проворчал я, чинно шествуя в переполненный людьми зал. — Имей в виду: если актеры будут петь на грани ультразвука, я тебя прямо в зале прибью.

— У Владимира Исидоровича, директора этого замечательного заведения, отличный вкус, — упокоил меня Ромка. — Но если прав ты, то после того, как ты убьешь меня, я убью его.

…

Никто никого так и не убил. «Летучая мышь» была великолепна. Почти. Легкие вальсы Штрауса, безупречная игра оркестра, добротные костюмы и остроумные диалоги умудрились даже меня, давно уже далекого от всего этого классического безобразия товарища, пропитать атмосферой легкого флирта и веселой непринужденности. Но, как это обычно бывает, в бочке меда оказалась ложка дегтя: моложавый старичок, что играл неверного мужа, и громкоголосая служанка, выводившая сложные трели так, что сводило скулы, периодически портили малину, но все остальные благополучно возвращали все на круги своя.

Я проникся действом до самых печенок, только когда в дело вступил граф Орлов. Ооооо! Его заценил даже Ромка, который весь спектакль пялился на меня, а не на сцену, и морщился каждый раз, когда служанка или главная героиня перебарщивали с высокими нотами. Парень, что играл графа, был выше всяческих похвал: довольно молодой, высокий, отлично сложенный, лощеный красавчик с бархатным тенором. Ух! А уж когда он сумел вывести свою партию в сложнейшем каноне, я едва на него не залип.

Едва, потому что как только я увидел, что Ромка смотрит на него с восторгом, как меня посетила чудовищная ревность. Такого со мной не было никогда! Все и всегда ревновали меня, а тут… Моя ревность к немецкой мадаме, что покушалась на Ромку весь прошлый год, не шла ни в какое сравнение с тем, что накатило на меня сейчас. Я заскрипел челюстями, в безуспешной попытке погасить глупое и совершенно иррациональное чувство, как вдруг Ромка взял мою руку в свою и на глазах у всех перецеловал пальцы.

— Ты охуел?! — растерянно зашипел на него я. — Люди же кругом!