Двое (СИ)

Ой, зря, ой, зря! Меня повело, но мой профессиональный корпоративный алконавт был настороже, так что я уткнулся в его могучую шею носом и никуда не упал.

— Прямо над головой, — прошептал Ромка, и на нас обрушился ливень.

Мы промокли насквозь мгновенно, но не обратили на это никакого внимания, потому что исступленно целовались, забыв про гостей, непогоду, место и время. Нас привел в себя раскат грома, от которого одна из машин взвизгнула сигнализацией.

— Пойдем в дом, Ромка, — потянул лося в сторону домика прислуги я.

— Размечтался, — смахнул воду с лица он. — Гроза есть? Есть! Турник есть? Есть. Подтягивайся.

— Но дождь же! — попытался свинтить я. — Скользко!

— Я мечтал увидеть тебя обнаженного, под дождем, с напряженными мышцами с открытым в комплиментах мне ртом целый день, — сказал Ромка и разорвал на мне футболку. Прошелся руками по груди и ребрам, сжал в ладонях мои ягодицы и слизал капли с моей шеи.

— Да как скажешь, — зашипел от острого наслаждения я и отступил от него к турнику.

Медленно стянул шорты…

— Ты умный.

Прислонился плечами к стволу тополя, выставив бедра вперед…

— Могучий.

Избавился от плавок…

— Надежный.

Встал под турником и как следует потянулся…

— Мой.

— Серш-ш-ш-ш!

Ромка облапал меня как раз тогда, когда я на турнике повис. То есть попытался, но пальцы сорвались с мокрой перекладины, и я застрял в Ромкиных руках, что поддерживали меня под ягодицы.

— Хочу тебя!

Я обхватил его талию ногами, а он впечатал меня в дерево спиной и устроил такое показательное выступление, что под конец я даже мычать не мог от накатившего наслаждения. Только слизывал дождь с губ, держался руками за перекладину турника и не хотел возвращаться в реальность. Зачем она мне?

— Серж, родной, отцепись. Нам пора домой, а то простынем. Обними меня.

Я послушно встал на ноги и обнял Ромку за талию. Нет, за бедра. То есть за ягодицы. Такие упругие… скользкие… мне в них всегда так хорошо…

— Серж, перестань.

— Хочу!

— Ненасытный, — рассмеялся мне в висок Ромка. — Все будет, не торопись.

— Но я хочу! — возмутился я, заплетаясь ногами в траве. Когда это мы такой коврик в ванной постелили? Скользко-то как, а? — Ромка, выключи душ! А то навернемся.

— Ха-ха-ха. Совсем потерялся. Эх ты, пить не умеешь.

— Ты мне зубы не заговаривай! — сказал я, отчаянно борясь с зевотой. Спать хотелось даже больше, чем трахаться. — Лучше в постель ложись. И меня с собой взять не забудь.

— Тебя забудешь, как же.

Я споткнулся обо что-то на полу, пролетел пару метров на бреющем и приземлился в пахнущие свежестью простыни на постели.

— Красота-то какая! — сказал где-то вдалеке Ромка. — Так бы и смотрел на тебя вечность.

Я заполз на постель и свернулся на ней калачиком, укутываясь в холодное одеяло с головой.

— Холодно тут. Иди ко мне, печка. Живо!

— Грозная няшка, — громовым раскатом расхохотался Ромка и нырнул ко мне под одеяло.

— У меня не забалуешь, — согласился я, обнимая его. Переплетаясь с ним, чтобы как следует его… но глаза почему-то… и силы как-то… — Давай я тебя завтра трахну, а?

— Трахнешь?

— Буду любить долго и тщательно, — поправился я, сонно рассыпая ленивые поцелуи по Ромкиному лицу. — Ты ж у меня один такой, лосенок. Люблю ж я тебя.

— Это прекрасно.

— Не очень.

— Почему?

Я обнял его покрепче и почти уснул, но он пощекотал мой бок и заставил проснуться. Почти.

— Почему, Серж?

— Что со мной будет, если ты уйдешь? Ты же мое сердце, глупый. Разве можно жить без сердца?

— Нельзя, — обнял меня Ромка.

Задышал тяжело, зашептал что-то на ухо, но гром заглушил его слова, а шорох дождя унес меня в далекие теплые дали.

21.07.15

====== 35. Никогда ======

Комментарий к 35. Никогда накатило после Питера) посвящается моим ведьмам

песня Ума Турман “Кажется, никогда”

25.07.15

Я в поездах, отставших от расписанья,

Я в городах, которых нету на карте.

Я умер, так и не пришедши в сознанье,

Хотел быть первым, но споткнулся на старте…

Я помню чёрные края этой бездны,

Я помню пение живущих там вечно,

Я понял, что слова теперь бесполезны,

Я видел небо — оно бесконечно.

Я сидел в питерской кафешке, слушал уличного музыканта и смотрел на трех женщин, что стояли на Невском проспекте, подпевали ему и даже немного подтанцовывали. Три яркие птицы, три лучика света, веселья и жизни, которых скоро унесет от меня холодный вечерний ветер.

Кажется, никогда нам на планете этой не встретиться,

Просто рукой махнуть — и голос почти не слышен.

Просто «пока-пока», и молча пойду я вниз по лестнице.

Может, когда-нибудь музыка станет тише.

Говорят, человек выбирает свою судьбу, сворачивая на жизненных перекрестках в ту или иную сторону, и принимая решения, изменить которые невозможно. Вот и сегодня, я, сидя на стуле, стоял на Перекрестке и смотрел в лицо Другой Дороге. Три женщины, три красотки, которых я свел вместе. Кто они для меня? Мы знали друг о друге все и ничего. Общались в великой паутине интернета больше года, смеялись, ругались, обижались и мирились. Находили общий язык во всех, даже самых развратных смыслах этого слова.

Кто нас слепил и из какого мы теста?

Хотел понять я жизнь и в ней разобраться.