Двое среди руин

      - А разве нет?

      Я оперся на рукоять топора - он торчал в стволе, который я уже полчаса безуспешно, пытался перерубить.

      - Ната, откуда это в тебе? Добро бы, имела возможность сравнивать… Нет, конечно. Все, кого считают дикими и примитивными, вовсе не так выглядят при ближайшем знакомстве. Все дело в том, с какой стороны к этому подходить. Да, какому-нибудь аборигену, впервые в жизни из джунглей попасть в современный город - смерти подобно. Как минимум, нервный срыв и возможность быть раздавленным под колесами ближайшего автомобиля. А, если повезет, постоянно быть в центре внимания и выглядеть полным идиотом. Но, попади ты в его стихию - и роли резко поменяются. Все его племя станет хохотать над тобой, наблюдая, как долго и безуспешно ты стараешься выловить их немудреной снастью, какую-нибудь, завалящую рыбешку из реки, или, постоянно мажешь из духового ружья… Там дикарем будут считать уже тебя. Кстати, в недавних - по нашим меркам! - временах, сильно отсталые, по мнению европейцев, китайцы, тоже считались чуть ли не варварами. А ведь их страна в ту пору уже знала и умела куда больше, чем просвещенная Европа. Порох, ракеты, иглоукалывание, философия…

      - Да понимаю я все… Но амазонки - это как-то красивее. А ты целый диспут тут развел.

      Я засмеялся:

      - Ну конечно. Тут иная логика - как я сразу не понял? Разумеется, разве может сравниться какая-то там, грязная и немытая дикарка с уверенной и надменной всадницей, перед которой трепещут все мужчины в округе?

      - Ну не надо, не надо… Я не расистка, в самом деле.

      - Но амазонка - ближе к телу? Все, брэк, а то без дров останемся!

      Я вновь поднял топор и стал кромсать неподатливое бревно. Ната, вздохнув, устремилась на поиски более легкой добычи - торчащих из земли веток и обломков древесины. Топливо было необходимо и для того, чтобы сушить нашу одежду - при постоянной сырости мы рисковали заболеть, надевая мокрую ткань. А лечение не являлось совсем уж простым делом… Тем не менее, немалые познания в медицине оказались у Наты - к моему глубокому удивлению и не менее сильному восторгу. Правда, она не распространялась особенно, на тему, где их получила. Я же, видя, что расспросы ей неприятны, не настаивал. В прошлом девушки существовала какая-то тайна, и, по ее поведению, я не замечал, что она собирается меня в нее посвящать. С высоты возраста и опыта, я не мог не видеть, что она далеко не так проста, как могло показаться. Она хорошо развита - и не только в физическом смысле. У Наты присутствовала очень большая духовность, получить которую, только сидя на уроках в школе, было невозможно. Она могла говорить со мной практически, о чем угодно, на любую тему, на все имея собственный взгляд. И, почти никогда не случалось так, что поднятый мною вопрос не был ей знаком. На мои удивленные глаза она отвечала, что успела перечитать столько книг, что этих познаний ей хватит на всю оставшуюся жизнь. Я тоже не считал себя неграмотным, но иной раз ее начитанность ставила в тупик - я, как оказалось, прочел и знал меньше, чем эта юная особа.

      Ната умела еще кое-что, чем, к моему стыду, я владел куда хуже. Она показала мне несколько приемов рукопашного боя. И, если с виду она не производила впечатление опасного соперника, то в схватке могла одержать верх над куда более мощным человеком. Ее тонкие и хрупкие руки могли и нежно приласкать, и жестоко ткнуть в болевую точку, после чего я начинал хватать ртом воздух и минут десять отсиживался на взгорке. Я тоже занимался боевыми видами спорта, в юности. И кое-что умел, да и применить мог, при случае. Но то, чем владела Ната, не шло с моей секцией ни в какое сравнение. Мои попытки ее победить - даже в шутку! - всегда оканчивались позорным поражением. Ната называла это Системой и категорически отказывалась отвечать, кто и когда ее этому обучил. Во время редких тренировок я заметил, что Ната с трудом сдерживается, чтобы не ударить меня со всей силы - без особых причин. Она загоралась непонятной яростью, из глаз чуть ли не сыпались искры - девушка явно теряла представление о реальности и стремилась уничтожить врага по-настоящему… Во внешне доброй и спокойной девочке таился беспощадный дух. Это пугало: я не мог выяснить, отчего у нее такая жестокость? Но, едва тренировка заканчивалась, как она сразу преображалась, становясь прежней, милой и женственной Натой...

      Она так и не вспоминала при мне о своих родных. С одной стороны, это и облегчало, с другой - тревожило. Подросток не может так скоро забыть своих родителей. Такой твердости нельзя требовать ни от кого, тем более - ребенка. Ей ведь всего четырнадцать лет. Но, если это не так, если это - черствость, мне пришлось бы признать, что я думаю о ней гораздо лучше, чем следовало...