Двое среди руин

Она заглядывала мне в лицо, выискивая хоть малейшие проблески разума в почти потухших зрачках. С лица девушки на меня капали крупные горячие слезы… Ната упала на колени и вновь закричала:

— Дар! Не умирай! Не надо! Не оставляй меня, Дар!!!

— Ты что… так орешь?

Мне казалось, что я произнес это очень громко… Но Ната, оборвавшись в стенаниях, буквально застыла передо мной, пытаясь понять — не почудилось ли ей это? А потом, видя, что я с трудом разлепил ресницы, кинулась мне на грудь.

— Живой!

— Вроде… Только не дави так… а то точно кончусь.

Она сразу приподнялась и, вытирая рукой слезы, радостно улыбнулась:

— Как я и испугалась!

Я промолчал. Дурнота, на минуту отступившая, вернулась вновь…

— Тебе плохо?

— Да не кричи ты так… Пить хочу. Принеси воды.

— Сейчас! У нас есть вода! Я сейчас!

Она мигом подхватилась, и через минуту я почувствовал на губах холодную влагу. Ната положила мою голову на колени, чтобы мне было удобнее глотать. После воды мне стало немного лучше — я снова открыл глаза.

— Мы… Его убили?

Ната утвердительно закивала. Но мне не требовалось подтверждения — я сказал это, скорее, для себя самого. То, что Ната здесь, рядом, говорило о том, что смертельная схватка выиграна… Я попробовал пошевелить пальцами на руках и ногах. Все движения отдавались сильной болью, но я с удовлетворением заметил, что конечности слушаются. Это уже неплохо — зверь не переломал мне кости. Лишь бы не подхватить заразы, которой много могло скопиться на его кривых когтях.

— Холодно…

Ната часто-часто заморгала.

— Костер потух… Ни единого уголька не осталось. Я смотрела.

— А спички?

— Я их выронила… в луже. Все в грязи — их не найти.

Боль накатывала приступами, оставляя, тем не менее, голову ясной, как никогда.

— А ты… Что с тобой?

Ната, действительно, вся тряслась.

— Он тебя задел?

— Нет. Но… Уже почти вечер, Дар. Ты пролежал целый день. И почти не дышал. А я сидела рядом.

— Целый день?! Ты вся застыла!

Она кивнула.

— А ты весь в крови…

— Знаю… Пусть. Потом… дома, вымоемся.

— Дома?

Я вздохнул — в пылу сражения как-то выпало из памяти то событие, которое заставило нас искать ночлег.

— Откопаем…

Ната посмотрела на меня с сомнением — я догадался, что она начинает считать, что у меня бред.

— Да не дрожи ты так. В порядке я… почти.

Она недоверчиво округлила глаза. Я облизал ставшие опять сухими губы.

— Значит, огня нет… Дай руку.

Ната помогла мне приподняться. И сразу, от задетого чудовищем бока, боль стремительно заполнила меня без остатка…

— Дар!

— Да не кричи ты… Так. Идти я, точно, не в состоянии…

Я повернул голову набок — это тоже отозвалось приступом тошноты, но зато я смог увидеть небольшой холм, совсем рядом с нами.

— А это… что? Тьфу…

Я догадался только по вони, которая исходила от туши. Это был «Бурый». В глазнице так и остался мой нож. Кроме того, из живота у него торчал штырь, сыгравшись роль рогатины — скорее всего, именно он и послужил причиной смерти монстра. В черепе торчал топор — хотя я помнил, что он вроде как находился в руках девушки… Ната проследила за моим заинтересованным взглядом, истолковав его по-своему.

— Вы вместе упали… Он еще дергался — я перерезала ему глотку.

— Ты? Чем?

— Стеклом, — Ната устало повернулась. — Вытащила бутылку из грязи, разбила и перерезала. И топором тоже… Снова добавила.

Я попытался ей улыбнуться — гримаса исказила лицо.

— Лучше ложись! На тебе места живого нет!

— Лежу. Ната, мы замерзнем.

Она горестно вскинула руки.

— Но я не знаю…

— Способ есть… тебе вряд ли понравиться.

— Какой?

Я повернулся к чудовищу и мотнул головой.

— Вот он.

Она перевела взгляд на зверя, потом на меня, потом опять на монстра, и, в сердцах, воскликнула:

— Ничего не понимаю… Ты что, хочешь снять с него шкуру и укрыться ею? Но я его даже перевернуть не смогу! Я и так не знаю, как смогла тебя вытащить!

— Не надо переворачивать… Снимать шкуру — не надо. Я же сказал тебе — этот способ тебе не понравиться. Но иного у нас нет. Ветер опять усиливается…

Ветер снова налетал, неся с собой обжигающий, просто-таки, ледяной холод. Как она, вообще, смогла столько времени выдержать, сидя возле меня почти голой…

— Но что нужно делать? Скажи мне — я все исполню!

— Вытащи нож. Сядь возле него… и режь шкуру. Вдоль. От глотки к паху.

Ната, стиснув зубы, молча стала делать то, что я велел. Вонь, до сих пор, как-то переносившаяся, стала намного сильнее — она вспорола брюхо чудовища!

— Ой… Какая гадость!

Она отпрянула назад, стараясь не видеть вываливающихся из туши внутренностей. Смрад стал просто отвратительным…

— У него несварение было… по-моему.

Я попытался улыбнуться, но девушка сейчас не воспринимала никакого юмора.

— Так. Пока все как надо. Теперь возьми что-нибудь… и отпихни все это подальше. В грязь хотя бы. Хорошо. Возьми две палки — сантиметров по семьдесят. Нет, не такую — поменьше. Вот, сгодится. Вставь одну между краями шкуры. И вторую — тоже.

Ната морщилась, но старательно исполняла все, что я ей говорил.

— Как руки? Согрелись? Правильно — так и должно быть… Теперь помоги мне подползти поближе — и сама нагнись.

— Что?!