Двое среди руин

— Спирта, по-моему, больше нет. Проверял как-то. Коньяк — да. И все такое…

— Ты еще шутишь? Значит, будешь жить!

— Да я пока умирать и не собираюсь…

Я, сквозь боль, усмехнулся — Ната полностью справилась с собой, и теперь можно не опасаться, что она начнет паниковать.

— Сил хватит?

— Сил?

— Да. Я ведь, нетранспортабельный. Сам не передвигаюсь.

— Ты уверен?

— Да уж, точнее некуда…

Я попробовал пошевелить ногами — резкая боль отозвалась во всем теле.

— Не приведи небо, если он мне позвоночник сломал…

Ната, услышав мои слова, принялась меня ощупывать.

— Ох!

— Потерпи, родной мой…

Я на некоторое время потерял способность сопротивляться — не ослышался ли я?

— Ты… Что-то сказала?

Она, смахнув вдруг выступившие на глазах слезинки, счастливо улыбнулась и, наклонившись к моему уху, четко повторила:

— Ты — мой. Родной. Самый родной, на свете. Дар… судьба моя.

Я потрясенный молчал, не зная, что сказать ей сейчас…

Ната выпрямилась и уже другим, более твердым тоном, произнесла:

— Ты ведь крепкий. Ты выдержишь, пока я тебя дотащу до дома?

— Выдержу.

Мне хотелось добавить, что после таких слов, я выдержу все, что угодно — но смолчал, решив, что не стоит пользоваться своим положением и возможно, слабостью девушки. И все-таки, даже ощущая, как по телу ноющими приступами расползается боль, я еще раз повторил — про себя! — и улыбнулся тем словам, что она произнесла…

— Ты что? Смеешься?

— Нет. Откуда ты так хорошо знаешь, как нужно осматривать повреждения на теле человека?

— Все оттуда… — Ната перестала улыбаться, и на ее губах появилась складка… — Девчонки приходили после работы в синяках. Иногда помогали раненым.

— Каким раненым?

Ната свела брови на переносице.

— Тебе это надо? Браткам…

У нее резко испортилось настроение, а я сам себя горько укорял, что стал задавать глупые вопросы.

— Давай выбираться отсюда.

— Давай.

Кое-как, поддаваясь напору ее рук, я полностью выполз из брюха монстра. За ночь земля побурела — вся кровь впиталась в нее, оставив только грязные разводы.

— Я оттащу тебя в сторону, а сама стяну с него шкуру

— Сама?

— Сама. Ветра больше нет. Заметил, что стало тепло? Даже все лужи, которые ночью замерзли, растаяли. Еще немного, и от него станет так нести, что сюда на запах сбегутся все падальщики города.

— Удивительно, что их не было до сих пор.

Ната молча указала мне рукой на соседние холмы.

— Уверен? Посмотри…

Я перевел глаза на развалины. Кое-где быстрыми силуэтами среди камней шныряли какие-то мелкие зверьки. Возможно, те самые, кого так старательно истреблял наш пес.

— За ними придут и другие.

— Я знаю, — просто ответила Ната. — Потому и тороплюсь.

Она жестоко и с ненавистью посмотрела на тушу монстра.

— Справишься? Такое впечатление, что она у него непробиваемая.

— Придется. Мне не нужна вся шкура — только часть. Чтобы я могла тебя на ней тащить.

Я смотрел, как она орудует ножом, и постепенно ее фигурка стала расплываться в глазах…

— Ложись.

— Ты уже?

— Ты впал в бессознательное состояние и не заметил, как я закончила.

— Отдохни…

Она стерла пот с лица и устало заметила:

— Нет времени. К тому же, я успела немного посидеть, пока ты спал.

Ната перетащила меня на шкуру, впряглась в нее, и я сразу почувствовал на себе все неровности и кочки тропы, по которой ей приходилось меня волочить к подвалу. Особо сильный удар по затылку выключил меня от восприятия реальности…

Я очнулся оттого, что лопатками ощутил холод — я сполз со шкуры на землю и теперь лежал возле нее, а Ната, шмыгая носом и вытирая слезы, смотрела на свои ладони…

— Постой…

Она с радостью кинулась ко мне.

— Ой! Как ты оказался на земле? Как себя чувствуешь?

— Цыпленок «табака». Разве, что, не поджарен. Но ты особо не радуйся — жить буду и еще надоем тебе изрядно!

Она наклонилась.

— Попробуй только обмани! Надоест он… Я очень этого хочу!

Я попробовал улыбнуться, но лицо исказила гримаса боли.

— Больно?

— Терпимо… Где мы?

— До нашего холма еще метров пятьсот. А я ладони стерла о шкуру. Ничего толком сделать не могу…

— А другие пятьсот я что, по воздуху пролетел? Не можешь… Помоги мне подняться лучше.

Ната подставила свое плечо и я, опираясь на девушку, встал на ноги. Голова слегка кружилась, но в целом я чувствовал себя сносно. Ната тащила меня очень долго, почти полдня. Для ее силенок и моего веса — это подвиг. Я молча приблизил ее к себе и поцеловал в губы. Ната всхлипнула.

— Почему так? Все неправильно…

— Что неправильно?

— Ты все мог… пока был здоров. А я — нет. А теперь…

— Теперь?

Ната отвела глаза. Я покачнулся — она сразу ухватила меня руками за штаны, помогая удерживать равновесие.

— Ничего. Отойду… дней через пять.

— У тебя сотрясение. И бок весь синий. Даже через запекшуюся кровь видно.

— Кровь чья?

Она отрицательно повела глазами.

— Нет, только ссадины. Под когти ты не попал. Но может быть, сломаны ребра. Одно или два.

— Плохо. Нам это ни к чему.

Ната с тревогой спросила:

— Ты сможешь идти?

— Хотелось бы и дальше оставаться в лежачем положении. Но ведь одна маленькая девочка не вытащит взрослого дядьку и умрет — вся в соплях, слезах и скулеже. Я ничего не перепутал?