Двое среди руин

Я угрюмо кивнул — знала б ты, в каком именно я был состоянии… Или — не я?

Надежды Наты не оправдались. Ночью нас разбудил протяжный скулеж, временами переходящий в жалобные завывания. Мы, не сговариваясь, вскочили с постелей, и подошли к месту, которое я в свое время отвел для лежанки щенка. С Угаром творилось что-то странное, если не сказать — страшное… Пес извивался на подстилке, по телу пробегали конвульсии, а на морде появлялся широкий оскал. Глаза щенка закатились, пугая белыми белками…

— Он заболел? — Ната почему-то, спросила меня шепотом. Я так же тихо ей ответил:

— Не знаю… Вроде нет… И ел все обычное, что и мы. А вечером вообще не стал — сама видела.

По волнистой шкуре словно прошла рябь, сразу напомнив мне страшную волну, до основания разрушившую весь известный нам прежде мир… Шкура будто жила сама по себе, отслаиваясь от мяса и костей. Угар громко взвыл.

— Я боюсь! — Ната вскрикнула и прижалась ко мне. У меня сжало сердце — так беззащитно и трогательно было ее движение. Исходящее от девушки тепло на несколько секунд заслонило от меня все происходящее — я вдыхал запах ее чистого тела и волос, которыми она меня касалась… Ната быстро опомнилась и слегка отстранилась.

— Он… Он растет! — она указала на щенка, и, как мне показалось, покрылась краской смущения. Я перевел глаза — Угар, действительно, менялся на глазах. Он дергался, визжал, пытался лаять, но из горла вылетали только хриплые утробные звуки. Одна лапа, будто набухнув, раздалась в размерах, и по ней судорогой пронеслась дрожь. Потом это повторилось с другой, с третьей… Поясница изогнулась до невозможного, так, что мы услышали явный хруст, и спина, резко дернувшись, вытянулась в длину. Щенок рос! Это настолько походило на какой-то фильм ужасов, вроде перевоплощения в оборотня, что у нас обоих возникла одна и та же мысль…

— Он превращается в чудовище!

— Оружие! Быстрее!

Я кинулся к топору, а Ната, споткнувшись, упала на бетонный пол и сильно ударилась. Но, не заметив в этот момент боли, сразу вскочила и ухватилась за нож, лежавший на столе.

Угар снова взвыл и попытался подняться. Его лапы сразу разъехались в разные стороны, и он опять опустился на подстилку. Я заметил, что она подозрительно уменьшилась, а потом понял, что дело не в ней: — щенок на наших глазах раздувался, принимая огромные формы взрослой собаки. На шее пса затрещал ошейник, который на него нацепила Ната, он сдавливал горло Угара, и у того стали закатываться глаза от удушья. Но ремешок не выдержал и через несколько мгновений лопнул, упав к ногам пса. Потрясенные, мы молча смотрели на него с разных концов комнаты. Угар заскулил басом и попытался подползти ко мне. Ошалев от увиденного, я размахнулся для удара. Ната, оцепенело стоявшая до той поры, закричала:

— Нет! Не надо!

Она храбро бросилась вперед и, опустившись на колени, обняла пса за голову. Щенок высунул широкий багрово-красный язык и лизнул ее руку. Он уронил морду на ее колени и затих, временами сотрясаясь и подергиваясь то одной, то другой частью тела.

— Он не монстр… Видишь его глаза? Они не похожи на те, что были у оборотня, в провале! Он хороший, правда! Он наш, наш щенок — ведь так, Угарушка?

Пес тяжело дышал и смотрел на Нату каким-то странным, немигающим взглядом. Я сглотнул и опустил топор. Угар, увеличившись в размерах, все же остался псом, каким мы и привыкли его видеть, и только необычный, моментальный рост заставлял думать, что с ним произошло что-то, не поддающееся нашему пониманию… Во всяком случае, ничего вроде чужеродных рогов, свиного хвоста и тому подобной чертовщины на нем не появилось.

Ната погладила его по голове.

— Как он… Вырос. Эта порода, да? Такой и должен быть, да?

— Вырос? Ну… А я знаю? Вроде… Но, если это еще щенок, то, что будет, когда он на самом деле, повзрослеет?

Я тоже опустился на колени и прикоснулся к Угару. Пес повернул лобастую голову и вперил в меня глаза. Мне стало не по себе…

— Что с тобой произошло, кучерявый ты наш?

Он, наконец, моргнул. Я, не отрывая от него глаз, продолжил:

— Не помню, рассказывал тебе уже, или нет. В первые дни, еще до нашей встречи… Вообще, в самом начале — я часто видел жуткие вещи. Попадались трупы, с напрочь выжженными глазами… И даже мозгом. Мне кажется, это были те, кто не смог переродиться в подобное… по каким-либо причинам. Я тогда испугаться просто не успевал, только потом, когда думал, что мне померещилось. Я и сам тогда… Мало что понимал. И еще тот… нелюдь, как ты говоришь. Когда бродил по городу, нашел его труп — «моего» шарахнуло балкой по голове, и он был с пару часов мертв, когда я его увидел. Так он даже очень походил на того, на которого мы с тобой напоролись там, в Провале. Но, по любому, это все были в прежнем, люди… Бывшие, надо полагать. И, хоть всяких существ сейчас стало слишком много — одни крысы чего стоят! — видеть, как такое происходит со зверем, мне не доводилось. Угар, вроде как, остался нормальным, хотя меня что-то смущает…

— Глаза, да? Я заметила. Знаешь, Дар, они ведь у него не звериные. В смысле, не страшные, а какие-то, иные… понимающие, что ли.