Двое среди руин

— В этом есть что-то неправильное. Так не должно быть всегда. Мы не сможем так жить.

— Ну, тогда предложи, что-нибудь, сама. Я ведь не виноват, что он стал таким…

Ната не нашлась, что ответить, и умолкла. Мы оба какое-то время смотрели на щенка. Впрочем, называть его теперь щенком, было уже неудобно: он вымахал настолько, что не каждая взрослая, обычная собака смогла бы сравниться с ним в росте. То, что мы с Натой оказались свидетелями этого события, на многое открыло глаза: теперь, хоть примерно стало понятно, что происходило с теми животными, которых мы встречали во время странствий. Правда, не совсем ясно, как могли настолько измениться в размерах змеи, превратившиеся чуть ли не в драконов, но ведь вокруг столько непонятного…

Ната приподнялась на локте и полушепотом произнесла:

— Так нельзя. Ты не должен лежать на холодном полу, раз я заняла твое место. Ты простудишься и заболеешь.

— Вряд ли. Приходилось спать и в более холодных местах.

— Зачем об этом вспоминать? Сейчас есть возможность ночевать в тепле, вот и надо этим пользоваться. Ложись рядом… — она все-таки вынудила меня подняться и чуть ли не силком втянула на ложе. После, когда я лег, стараясь не задеть ее — любое прикосновение заставляло биться мое сердце учащенно — пристроилась у меня на плече, прошептала:

— Ты его боишься?

— Нет. Я боюсь другого…

— Чего же?

Я вздохнул, убирая ее руку со своей груди.

— Тебя. И себя тоже. Ты уже не маленькая… хоть и притворяешься такой.

— Хочешь сказать — нам не следует спать вместе? Да, я не настолько наивна, Дар. Но… я же, все-таки, боюсь!

— Его больше, чем меня? Ты же говорила, что он не опасен?

— Не опасен. Но, все равно. Он… такой большой. Все так сложно…

Пес зашевелился в своем углу. Мы притихли и перестали шептаться, полностью обратившись в слух. Я заметил, как темная туша Угара поднялась, и сжал рукоять меча…

— Нет! — Ната ухватила меня за кисть. — Не надо!

Пес неторопливо подошел к нашей постели и положил свой влажный нос в раскрытые навстречу ладони Наты.

— Дар, — Ната погладила пса по голове, — он не тронет. Он наш прежний Угар. Ведь, правда?

Пес, услышав, что назвали его имя, лизнул ее шершавым языком. Ната счастливо засмеялась:

— Он будто все понимает!

— Даже слишком…

Угар оторвался от рук девушки и пододвинулся ко мне. Я напрягся, не зная, что ожидать от этого, слишком уж умного пса… Угар склонил голову передо мной и, вильнув хвостом, поднялся на задние лапы, закинув передние на одеяло. Это было чересчур — я не разрешал ему никогда такого делать, чтобы не приучать лежать на постели. Но сейчас промолчал, ожидая дальнейших действий переродившегося пса.

— Погладь же его… Он ждет твоей ласки! — Ната с мольбой смотрела на меня.

Я нерешительно высвободил руку и положил ее на загривок собаки. Угар поймал кисть зубами… и еле заметно сжал ее устрашающими клыками. Одно движение — и он мог раздробить ее в мелкие кусочки. Ната сглотнула — этот звук прозвучал так сильно, словно в подвале что-то разбилось. Пес разжал пасть…

— Ты понял? Он мог… и не стал! Он прежний, он не изменился, Дар!

— Я вижу.

Я откинул одеяло и присел на край кровати. Пес ждал, так и оставшись в этой позе — лапами на постели. Я ухватил его за баки на морде, и прижал к груди…

— Как же ты напугал нас, Топтун…

Ната вскинула удивленно брови — она не знала всех прежних имен щенка. Но мне было не до объяснений…

— Как же ты так мог! Щеня, щеня…

Это был мир. Он, со свойственной ему проницательностью, смог сделать то, на что я сам оказался не способен: сломать возникшее меж нами напряжение, едва не приведшее к кровопролитию… Пес изменился — но остался прежним, преданным и верным щенком, помнящим все, что с ним было. И он не видел во мне соперника или врага…

Угар радостно залаял. Это уже был не щенячий тембр — эхо заполнило все помещение гулом, от которого стала даже дребезжать посуда! Я невольно воскликнул:

— О! Нет, дорогой, хватит! Так больше не делай, а то от твоего баса все стены рассыплются!

— Да, от одного его рыка и крысы теперь разбегутся!

— И от вида… и от зубов. Он сможет, по-моему, с двумя-тремя справится, как нечего делать! Куда ты?

Ната соскользнула с постели — я прикрыл глаза, не в силах видеть ее почти обнаженное тело — и присела возле пса, обняла его за шею. Было трогательно смотреть, как юная девушка, стоя на коленях, была даже ниже пса и при этом отважно прижимала к себе его громадную голову…

— Знаешь, — Ната задумчиво смотрела на Угара, всем своим существом выражавшего дружелюбие и преданность, — он ведь непрост. Далеко не прост.

— Не новость, — спокойно заметил я в ответ. — Это я заметил давно и до его перерождения.

— А если он умнее нас?

— Сейчас ни за что не поручусь… Но, не обольщайся. Мозг его остался прежним. Так что не думаю, Наточка… Он, что бы там ни было — собака. И все. Умная, сообразительная… очень сообразительная. Но — собака.

— Но почему-то ты нашел живыми именно собак, а не умных в гораздо большей степени людей.

Я откинулся на постель.

— Разве? А крысы, а свинорылы? Я много кого нашел… И тебя вот, тоже.

— Меня?